— Могу, — ответил он после минутного размышления.
— И еще я хочу, чтобы на стенах были гобелены.
— Да, здесь написано.
— Сейчас тут нет ни одного, который пришелся бы мне по вкусу. В этом дворце ни на одной стене нет гобелена, достойного этого названия — ни по размерам, ни по качеству. Те, что я увидала, либо разваливаются от старости, либо покрыты толстым слоем сажи. О чем, интересно, вы задумались?
Я не давала ему времени уклониться.
— Подумайте, Людовик, ведь так вы сможете всем показать и свое богатство, и свой тонкий вкус. Вы же не какой-то мелкий сеньор, который по старинке прозябает в древней башне замка. Вы — король франков! И ваш дворец должен служить отражением вашей власти. Он вовсе не должен быть грубой крепостью, какую могли соорудить ваши предки сотню лет тому назад. А если вас не интересует это, тогда подумайте о том, насколько теплее станет в комнатах, о сырости же и сквозняках можно будет совсем забыть.
— Мне здесь и так не холодно, — заметил Людовик. — Но если уж вы желаете, пусть будет по-вашему. Лучшими у нас почитаются гобелены из Буржа[31].
Ощутив прилив глубочайшего удовлетворения достигнутыми результатами, я наклонилась и поцеловала его в щеку, потом потянула за рукав. Людовик был внушаем, он был словно чистый свиток, на котором можно писать что угодно. Мне хотелось написать на нем что-то свое. Не аббат Сюжер, не королева Аделаида, а я должна предначертать будущее Людовика.
— Вы распорядитесь, чтобы каменщики приступили к работе, не мешкая?
— Распоряжусь, если вам так угодно. Мне следует поблагодарить вас за то, что вы не стали торопиться и не распорядились обо всем сами, не то я бы пришел, а тут уже по колено стружек и каменного крошева. — Несмотря на тяжеловесную шутку, его грустная улыбка просто покоряла. — Мне доложили, что вы уже уволили одного из назначенных мною служащих.
Стало быть, Аделаида успела нажаловаться сыну? Быстро — ведь и сутки еще не прошли.
— Верно, — согласилась я беззаботным тоном. — Регента[32] дворцовой часовни.
— Матушка моя весьма огорчена тем, что его уволили.
— Поверить невозможно! — Я широко раскрыла глаза. — Должно быть, вы не так поняли ее, Людовик. У этого человека напрочь отсутствует слух, и мелодию он вести не способен. А уж руководить хором… Когда вы услышите его замену, одного из моих певчих с прекрасным голосом, вы признаете, что я сделала правильный выбор. — Увидела, как у него на скулах заходили желваки, предвестники сурового отказа, и поспешила привести довод, которому он не смог бы противостоять: — Ведь Господа Бога надлежит славить лучшими из тех скромных талантов, коими мы наделены.
