Мы посмеялись, но, оказалось, зря. Через несколько минут «судьба» опять возникла перед нами с подносом в руках. На подносе стояла запотевшая литровая бутылка водки.
— Теперь могу я его забрать? — вопросила она тем же голосом, от которого кровь застывала в жилах.
— М-м-можете… — проблеяли мы.
Поставив водку на стол, она приподняла Сашкину физиономию, ласково обтерла ее салфеткой, проворковала «пойдем, миленький» и повела его, слегка пришедшего в себя, к выходу. Он доверчиво прижимался к ней плечом.
Мы сидели, слегка обалдевшие и растерянные. Даже хмель почти прошел — ведь только что, за бутылку водки, мы продали друга. Продали офицера, комсомольца, спортсмена, красавца. Продали, как завалящую б…дь! А еще этот нечеловечески низкий голос…
— Ну что, ребята, за Саню? — хрипло предложил кто-то, и мы выпили, почему-то не чокаясь. Догонять парочку не бросился никто. Всем было неуютно и как-то не по себе. От голоса.
Пришлось сворачиваться, веселья уже не было.
Поспать не удалось. В два часа ночи в многоместный номер флотской гостиницы ворвался рыдающий Бодров. Он развлекался с друзьями в ресторане «Волна», что на Морвокзале. Все было чинно и благородно. Раздражал только «механический» старший лейтенант, сидевший в одиночестве за пару столиков от них. Во-первых, он был в кителе (уважающие себя офицеры ходят в ресторан в БЕЛОЙ рубашке и ТУЖУРКЕ). Во-вторых, с не подшитым подворотничком (даже на корабле так выглядеть просто не допустимо). В-третьих, он очень быстро напился, видно, принес с собой. В-четвертых, на совет официантки заказать закуску, он встал, покачиваясь, расстегнул ширинку, и с криком: — Вот моя закуска! — вывалил на стол член. В-пятых, не стоило так громко кричать, там и смотреть-то было не на что, не то, что закусывать. В-шестых, был вызван патруль. В-седьмых, этот придурок, что хорошо было видно через стекло, отделявшее зал от гардероба, даже не помнил, где он разделся, и долго шатался меж вешалок, поддерживаемый под руки патрулем. В-восьмых, он и одеться не мог самостоятельно, даже фуражку ему начальник патруля трижды на голову одевал, а он ее сбрасывал, тряся башкою. Развлекался. Вся эта возня элитарно-саркастически комментировалась за Валиным столом. Особенно остроумен и беспощаден в оценках был сам Валя. Наконец-то со старлеем справились и увели.
Вечер чинно протянулся в беседах и возлияниях до закрытия ресторана. Группа была очень горда собой, что никто не напился и никогда ни один из них не опустится до уровня того офицера-безобразника. Тут-то и наступило «в-девятых».
