«ВЫ ЧО! ЕБТЬ!» — включился комбриг. Он выходил свое контр-адмиральское звание в бесконечных походах в отдаленные точки мирового океана и был чужд дипломатии.
Это про него ходили ужасные слухи в рядах американских моряков. Якобы, бродит в водах Тихого океана дизельная подводная лодка, на борту которой сущий зверь.
Он небрит, грязен, с полотенцем вокруг шеи — чирьи замучили — и , к тому же, туг на ухо.
На любое проявление морской солидарности при встрече в море у этого монстра один ответ: «Боевая тревога! Торпедная атака!»
Однажды американский фрегат и лодка с комбригом на борту находились в море в непосредственной близости, так, что морды вероятного противника можно было рассмотреть до таких деталей, как прыщи и прижженные квасцами бритвенные порезы. Командир фрегата тактично разглядывал Чудо-юдо, появившееся на мостике русской субмарины. Чудо-юдо яростно и молча сверлило его глазами. Вынести такой взгляд могут разве что лодочные химик или доктор. Они закаленные.
Командир фрегата не выдержал, робко взмахнул рукой и неуверенно произнес: — Хелло!
Комбриг повертел головой, осматриваясь, никого не нашел (сигнальщик прятался за устройством работы дизеля под водой, т.н. «шнорхелем»),и сурово вопросил американца: — Это я — х…йло?
На мостик выбрался старпом лодки в таком же виде, что и комбриг — без знаков различия на плечах и шапке без «краба».
Командир фрегата растерялся в конец и подписал себе приговор. Он еще шире улыбнулся голливудской улыбкой на все тридцать два зуба и крикнул: — Хелло , рашен!
— Товарищ комбриг, Вы слышали — х…ево покрашен — возмутился старпом. — Перед походом красились.
Комбрига больше возмутила голливудская улыбка — у него от большинства зубов, благодаря отечественной стоматологии и лодочной пище , остались гнилые корешки.
— Боевая тревога! Торпедная атака! — взревел комбриг.
Командир фрегата понял все кожей, а не ушами, изменился в лице и фрегат, по его команде, бросился наутек.
— Обосрался, супостат, — констатировал, почесываясь, комбриг, и спустился в центральный.
И вот сегодня, эта живая легенда просила помощи у него — старлея Соловьева!
— У меня … есть, — прошелестел Соловьев враз пересохшим от такой удачи языком.
— Сколько? — вступил начпо.
— Две банки — доложил Соловьев, и, после паузы, добавил: — Трехлитровых
— Неси! Бегом !
И он побежал.
Надо сказать, что поселок был невелик — пять домов да три казармы. Женатый народ жил у нас в домах, а неженатый — в «чудильнике».
