Под началом моего отца служил старый белобородый солдат Камбер. Всю молодость он скрывался, не желая идти в армию, но к пятидесяти годам его поймали. Впрочем, человек он был хороший, хотя и слегка не в себе. Я страдал от одиночества и поверял ему свои горести. Но однажды он жестоко высмеял меня, отняв последнюю надежду. «Ну что за усы, как лук-порей, да еще нарисованные!» — сказал он, ехидно прищуриваясь.
Разве можно было сомневаться, что Мелек пренебрегала мной? Порой я видел ее на улице в черном чаршафе, рядом с матерью, которую она уже переросла, и тогда мне хотелось поскорее спрятаться в какую-нибудь дыру.
Наш квартал тоже изменился, и больше я с Мелек не сталкивался. Так закончился первый акт нашей любовной истории.
Второй акт начался через несколько лет: местом действия стала оживленная автобусная остановка в Шехзадебаши, временем действия — вечер Рамазана.
Мелек ничуть не изменилась. Не знаю, насколько иначе выглядело мое лицо, но рост уже позволял взять реванш. Роскошная форма студента инженерного училища тех времен сегодня заткнула бы за пояс любого генерала, да и к тому же хорошо скрывала мою худобу. В вечернем полумраке наши глаза на миг встретились, и я заметил, что ее взгляд дрогнул. Переглянувшись, мы оба смущенно улыбнулись и отвернулись друг от друга.
Круг вновь замкнулся. Отныне каждую субботу я выпрыгивал из кровати, не дожидаясь, пока отец придет брызгать мне в лицо водой, и бежал на встречу с Мелек, которая в сопровождении старой тетушки направлялась на педагогические курсы.
Случайная встреча всегда происходила на одной и той же улице. И каждый раз она несколько секунд смотрела на меня, ее ресницы трепетали, а губы непременно складывались в страдальческую улыбку. Вот она, великая любовь тех лет, впечатлений которой нам хватало на целую неделю.
Мое сердце разрывалось на части, когда я думал о том, как Мелек понапрасну ждет меня каждую субботу, как она замедляет шаг, полагая, что я опаздываю.
Я все еще смеюсь, вспоминая об этом. Пару раз я даже хотел признаться в этом госпоже Варваре, но несчастная полоумная старуха блуждала в своем собственном мире, и донести до нее что-то, не связанное с Кегамом, было совершенно невозможно. Она всегда слушала меня со странным беспокойством, как будто я вторгался в ее мысли, и довольно скоро начинала говорить о себе. Когда же я попытался сравнить чувства Мелек с тем, что когда-то чувствовал Кегам, на меня обрушилась волна ненависти. Так тема была закрыта раз и навсегда.
