На следующий день после моего прибытия в Милас она рассказала мне историю своей жизни в самых романтических образах. По преданию, созданному ею самой, тридцать лет назад она была первой красавицей Мил аса. Все юноши городка, будь то османы[18], армяне, греки или евреи, ходили за ней по пятам. Дошло до того, что матери пришлось надеть на свою дочь чаршаф[19], как на мусульманскую девушку.
Если бы стены и камни умели говорить, они бы рассказали, сколько людей ежедневно околачивалось вокруг ее дома. Среди них были писаные красавцы, подобные Иосифу Прекрасному, а также сравнимые лишь с Соломоном могущественные богачи. Но разве стала она смотреть на богатых, бедных, старых, молодых, красивых и уродливых? Ведь ее сердце принадлежало юноше по имени Кегам.
Поначалу ни мать, ни соседи не одобряли этих отношений и делали все возможное, чтобы разлучить молодых людей.
Однако и она, и Кегам мужественно терпели. Он до утра просиживал под стеной ее дома и не уходил, хотя его волосы покрывались инеем и походили на суджук[20].
А сама она проливала слезы, сидя на этом балконе. Теперь у нее стало плохое зрение, подарок тех времен. Наконец священник из соседней церкви сжалился над ними, и мать госпожи Варвары дала согласие на брак возлюбленных.
Но после стольких мучений, когда до свадьбы оставалось всего несколько дней, Кегам внезапно умер от воспаления легких.
Увидев жениха в церкви в гробу, девушка поклялась до самой смерти носить траурные одежды и дала обет безбрачия.
Для госпожи Варвары все красивое в мире было достойно сравнения с Кегамом. Молодые ростки на берегу Сарычая напоминали шею Кегама, теплый и ароматный ветер, который дул по вечерам из Турун-члука, походил на его дыхание, а белые тонкие свечи перед маленькой иконой Богоматери в ее комнате были словно пальцы Кегама.
Иногда, касаясь моих щек указательными пальцами, она говорила: «Я ваша сестра в земном и загробном мире», и тогда я чувствовал, что она сравнивает меня с Кегамом и, спаси Аллах, будто представляет, что ласкает своего-покойного жениха.
Помимо иконы Девы Марии в комнате госпожи Варвары имелась увеличенная фотография Кегама, обрамленная черным тюлем. Но какая! Солнце и сырость так изменили ее, что лица не было видно. В многолетнем противостоянии только брови и часть усов не поддались натиску пятен, пузырей, плесени и следов мух. Но усталые, обрамленные черными кругами глаза госпожи Варвары, когда она с любовью смотрела на фотографию, видели и глаза, и нос, и рот, и даже многозначительную улыбку Кегама во всех подробностях и на нужном месте.
