— Я говорил тебе: надо ее приучать к самостоятельности, — вздохнул Самвел, надо было отпускать гулять без поводка. А ты? «Маленькая еще, пусть дома сидит!»
— Вали на меня, вали, — горестно ответил Нюма, — еще про замок вспомни.
— И вспомню, — подхватил Самвел. — Каждый раз, когда выхожу, час с замком договариваюсь…
— Не знаю, я уже привык, — отбивался Нюма. — Поставить новый замок, такая же проблема, как зашить штаны.
— Ара, хватит намекать на власть, надоело. Скажи этой жопастой Гале. Дворники все могут устроить…
— У меня с ней конфликты…
— Ты плохо знаешь женщин… Сколько у меня в Баку было баб! Я никогда не ошибался. Инту-и-ция! Попроси Галю! Завтра же замок поставят и штаны зашьют.
Пропажа собачки затмила все проблемы Нюмы… Надо было пойти в жилконтору, к Маргарите Витальевне, порасспрашивать: как официально закрепить за Фиркой вторую комнату. С чего начинать? Ох, взметнутся сплетни-пересуды…
Фирку и так в доме недолюбливали, а туг такая история. Скажут: дрянь-девка! Мать в могилу свела, теперь вот хочет продать комнату отца, под старость лет в коммуналку поселить. Нюму тоже такая перспектива не воодушевляла. Самвел и впрямь стал ему как родной. Да, они нередко цапались по чепухе, а то и по серьезным вопросам, не разговаривали неделю другую. И все равно, в душе Нюма знал, что ближе Самвела нет у него никого, так уж получилось. Хорошо, если город вселит к нему приличного человека, а могут и небольшую семью вселить. Тогда он возьмет Самвела к себе и заживут обычной коммуналкой. А если подселят какого-нибудь алкаша? Или, вообще, пьющую семью? Что тогда? Самвел, конечно, слиняет в свой Ереван или к племяннику, в Америку. А он куда? К Фирке, на Литейный, угол Жуковского? Да лучше к черту на рога…
Обида тупым колом из глубины живота сдавливала сердце и проникала в горло, сбивая дыхание и выжимая слезы, — такое было физическое ощущение обиды. Умом он понимал — дочери выпал шанс, и она его не хочет упустить. Ведь он, отец, не смог дать ей такой простой радости, как своя квартира. И вообще, он многого ей не мог дать, такая у них сложилась судьба. И вот, когда дочь сама пытается устроить свою жизнь, его гложет эта подлая обида. Умом Нюма понимал, но ничего не мог с собой поделать — обида терзала его, доводя до исступления. Голая обида, без всяких меркантильных соображений…
Томительное однообразие буден сгущало старость, придавая душевному одиночеству Нюмы физическое бессилье, и тут вспыхнуло каким-то блицем новое желание. Дважды он звонил по телефону «кандидату технических наук Евгении Фоминичне Роговицыной». И каждый раз женский голос с акцентом отвечал, что Жени дома нет. Неудача распаляла желание Нюмы, придавала ему мальчишеский азарт, подтверждая истину; что годы лишь понятие физическое… Почему по телефону отвечал незнакомый женский голос, да еще с акцентом, не смущало Нюму… Только печальная история пропажи собачки, подобно урагану, разметала все его желания. Подобной тоски, если честно, он не испытывал даже после смерти жены….
