— Анклав-манклав, — пробурчал Нюма и постукал по стене костяшками пальцев. — И как ты относишься к нашему конфликту?
— Думаю, твоя дочь права. Нельзя упускать шанс… Что касается меня, доктор сказал: еще три-четыре месяца, потом посмотрим. Пятый год живу здесь, сколько можно… Уеду к родственникам, в Ереван. Или к Сережке, в Калифорнию. Там богатая армянская община. А медицина, сам знаешь…
— Сразу надо было ехать, — буркнул Нюма.
— Ара, глупости говоришь. Как я мог поехать, когда, как бревно, лежал в больнице…
— Сукин сын твой племянник. Мог бы и дождаться тебя, не рвать в эмиграцию. — Нюма знал, что задел самую горькую обиду соседа, но не удержался. — И моя дочь такая же! Как будто ее сырым мясом кормили. Могла бы и поинтересоваться, как я отношусь ко всему. Как я буду жить с чужими людьми в этой квартире!
— Со мной же живешь?
— Ты что, с ума сошел? — Нюма всплеснул руками. — Ты, Самвел, мне как брат, разве не чувствуешь?!
— Ара, не обижайся, матах! — скользящим касанием Самвел чиркнул ладонью одной руки по ладони другой, что выражало особое возбуждение. — В крайнем случае свою комнату сдашь и будешь жить с дочкой…
Нюма привалился спиной к стене, сунул руки в карманы замызганных спортивных штанов и посмотрел исподлобья на соседа. Самвел заронил голову в плечи, уперся руками о сиденье и втянул ноги под стул. С видом искреннего раскаяния. Да, мол, виноват, сморозил чушь, понимаю.
Но не в натуре Самвела испытывать долгое раскаяние. Не его вина, что Бершадские так воспитали дочь, что проживание с ней под одной крышей все одно, как в джунглях, среди диких зверей…
— Ара, а где Точка? — воскликнул Самвел, придав унылой физиономии благодушное выражение. — Где собачка?
— Под столом, наверное, — Нюма тоже стряхнул с себя груз тягостных размышлений.
Он приподнял край клеенки. Там собачки не оказалось. Как и малейших следов подкинутой вкуснятины. Ни крошки. Все вылизано, подчистую…
— Точка, Точка! — Нюма прислушался в ожидании привычного цоканья коготков по линолеуму коридора.
Но широкий проем двери отзывался сырой тишиной…
Тем временем Точка неторопливо трусила по мокрому тротуару Малого проспекта, старательно обегая крупные лужи…
Своей полной свободе собачка была обязана все той же малоприятной особе, что невыносимо пахла французскими духами. Это она, неприлично выражаясь, пыталась справиться с дверным замком. А когда справилась, зло выскочила на площадку, не заботясь — закрылась ли за ней дверь или нет. Чем, впоследствии, и воспользовалась собачка…
