После такой «прививки от бешенства» Вова затихарился. Ненадолго. Потому что в одно прекрасное утро, которое внезапно перестало быть прекрасным, заведующая отделением сообщила ему:
— Ну что же, состояние ваше вполне удовлетворительное, завтра мы вас выписываем. Готовьтесь.
И Вова подготовился. Вечером, когда все угомонились, он выбрался из койки, натянул свои полосатые штаны и халат, достал из тумбочки букетик тайком собранных и протащенных в палату первых весенних цветов. Убедился, что в коридоре никого нет, и осторожно, стараясь не шаркать тапками, прокрался к дверям ординаторской. Сегодня ночью должна была дежурить она.
Лопухов уже взялся за ручку, но замер, за дверью шла какая-то непонятная возня. Любопытство пересилило, и Вова аккуратно потянул дверь на себя. Лампочка под потолком светила вполнакала, но давала возможность разобрать происходящее.
— Руки убери, — шипела женщина.
— Ну чего, чего ты кобенишься, — бубнил мужчина.
Диалог был прерван звонким шлепком пощечины, а твердость и силу ее ручки Вова хорошо помнил. Однако мужик оказался настойчивым, удар по морде, похоже, только подзадорил его. И Лопухов решил вмешаться.
— Кхе, кхе. Разрешите, Амалия Павловна.
Мужик отпрянул от докторши, и Вова узнал наглого и хамоватого майора из командирской палаты. Надо отдать должное, товарищ командир быстро пришел в себя, разобравшись в обстановке.
— Дверь закрой, — накинулся он на Вову.
Но и тут его ожидал облом.
— Не смей, — Амалия произнесла это негромко, но таким тоном, что атмосфера в крошечной ординаторской как-то сгустилась. — Ты здесь никто, такой же раненый, как и он. Если что, я особисту рапорт напишу, что ты меня изнасиловать пытался, и свидетель этому есть. Понял?
Три Процента и предполагать не мог, что в голосе обычно приветливой и такой, казалось бы, мягкой Амалии Павловны могут играть такие жесткие интонации. Он ничуть не усомнился, что в своем стремлении раздавить этого мужчину докторша пойдет до конца, напишет, задействует все связи, с особистом переспит, в конце концов, но своего добьется. Майор это тоже понял. Что-то пробубнив, он постарался покинуть место действия, но Амалия размазала его до конца.
— Я, кажется, спросила, ты меня понял?
Куда только девался майорский гонор, он весь как-то съежился, из здорового, красивого мужика мгновенно превратился во что-то липкое и мерзкое.
— Я все понял, — он даже глаз поднять не посмел.
— Пшел отсюда.
В это «пшел» женщина вложила такое презрение… Майор пулей вылетел из ординаторской, Вова еле успел убраться с его дороги. Едва стукнула дверь, как из Амалии будто выдернули какой-то стержень, и она обессиленно опустилась на жесткую кушетку, куда, буквально минуту назад, пытался завалить ее этот мерзавец. На несколько секунд воцарилась пауза, потом она взглянула на мявшегося в дверях Лопухова.
