Когда я снова вышла на веранду, уже светало. На стене отчетливо была видна афиша, написанная детским почерком:
«В воскресенье, 22 июня 1941 года — открытие пионерского лагеря. Линейка и подъем флага в 7 часов вечера. Массовые игры и танцы у костра».
Холодный мрамор лестницы напомнил мне, что я — босиком. Вернулась в комнату, чтобы надеть туфли. За мной вошел начальник лагеря.
— Сычева, ты понимаешь, что происходит? — спросил он.
— Догадываюсь…
Да, все было ясно. Война!
— Там пришли родители, — сказал начальник. — Проследите, чтобы детей забирали без паники, а я поеду в город, в горком партии.
Он ушел. «Где теперь Гриша? — подумала я с тревогой. — Может быть, уже воюет?»
Вышла в сад. У ворот стояли заплаканные матери. Встреча пионеров с родителями состоялась, но не такая, к какой мы готовились. Плакали дети, плакали матери, рассказывая, как бомбили Львов.
И все-таки дети оставались детьми: прощаясь, девочки спрашивали, можно ли забрать с собой маскарадные костюмы.
— Берите, берите, — отвечали мы.
А маленькая Наташа в суете все пыталась найти свой пионерский галстук; так и не нашла, уехала со слезами.
Когда по радио передавали правительственное сообщение, его неоднократно прерывали чужие, крикливые фразы.
— Вот гады! — ругался наш радист. — Подключаются где-то к сети…
Но основное мы поняли: враг вероломно напал на нас, и партия призывает всех на защиту родной земли.
Стихийно возник митинг.
Решили: все комсомольцы добровольно идут на фронт. Здесь же составили список. Записалось одиннадцать мужчин и две женщины. Среди нас были повара, пионервожатые и кладовщик. Мы собрались идти пешком в военкомат. Только вышли из ворот — подъехал грузовик. Шофер подал мне письмо от мужа. Гриша предлагал немедленно ехать во Львов, собирать вещи и на этой же машине отправляться на станцию. Надо было торопиться, пока ходили поезда. Он писал, чтобы я жила в Крыму и ждала от него вестей.
Узнав от шофера, что воинская часть, в которой служил муж, уже выступает навстречу врагу, я посоветовалась с товарищами, и мы попросили шофера отвезти всех нас, добровольцев, в штаб полка.
— Хорошо, садитесь, — согласился шофер. — Только…
Он взглянул на мое цветное крепдешиновое платье и сказал, что фашистские самолеты охотятся за каждым человеком, в такое время платье будет демаскировать машину.
— Что ж делать? У меня здесь нет другого.
Шофер достал из-под сиденья свое старое обмундирование.
— Возьмите… А вот вам и обувь! — и шофер бросил к моим ногам пару тяжелых, с железными подковами, солдатских ботинок…
