Альваро неуверенно двинулся за ней. В доме было четыре этажа, и прежде чем добраться до последнего, мужчине пришлось преодолеть восемь пролетов выщербленных ступеней. На последнем этаже женщина достала из сумки ключ и повернулась к незнакомцу.
– Вы из Ватикана, не так ли? – спросила она вежливо, но решительно.
– Я, видите ли…
– Он вас ждет. Слушайте внимательно. Я не знаю, сколько ему лет, но думаю, не меньше восьмидесяти. К чему подсчитывать годы, отмерянные Господом? Не так давно с ним случился инсульт, отнялась правая нога и левая рука. К тому же у него жутко перекосило рот, и с тех пор он не произнес ни слова. Слишком гордый, чтобы заставлять других разбирать его невнятицу. Но пусть внешний вид вас не обманывает. Это самый умный и образованный сукин сын из всех, что мне приходилось знать. А я немало их повидала, уж поверьте…
С жесткой улыбкой произнеся последние слова, женщина провела Альваро в комнату, убожество которой вполне соответствовало жалкому состоянию всего дома. Потрескавшаяся плитка на полу, пятна сырости на стенах, двуспальная кровать со смятыми простынями, маленькая плитка в углу, диван с продавленным сиденьем. Хозяйка прошла к распахнутой двери, ведущей в крошечную ванную, и поспешно ее закрыла. Повсюду в комнате виднелись следы былой роскоши. Стены, еще хранившие полустертые остатки росписей, почти полностью покрывали металлические стеллажи, заставленные книгами: старинными фолиантами, редкими изданиями Библии, апокрифами, трактатами по теософии, алхимии и каббале, трудами авторов, чьих сочинений не было в каталогах самых респектабельных библиотек. Инкунабулы на латыни, греческом, иврите, пуническом, арамейском и микенском. Генеалогические древа канувших в Лету родов. Свитки папируса, скрепленные цилиндрическими печатями, и редкие карты на бесценных пергаментах. Раскрытый альбом с древними треугольными монетами… Бессчетные календари, таблицы и криптограммы. Не уместившиеся на стеллажах тома лежали прямо на полу, в углу располагался целый склад допотопных папок, из которых торчали края пожелтевшей бумаги. У окна стоял видавший виды письменный стол, где с трудом умещались два мощных компьютера с двумя мониторами, двумя клавиатурами, двумя парами колонок, сканером и лазерным принтером. У стола, в потертом кресле, одетый в чистую пижаму неподвижно сидел Эфрен: точеное восковое лицо, обрамленное длинными седыми волосами, взгляд устремлен на дождь за окном.
