– Как будто их поглотила земля, – рассказывала секретарша строгой даме с эстремадурским акцентом, вернувшись в приемную босса. – Точнее, ковер… Честное слово, я ничего не понимаю. Я все время шла за ними, слышала их голоса… Свернуть они не могли, коридор ведет прямо в зал. Внутри ни окон, ни дверей. Все это очень странно. Возможно, где-то есть тайный ход, как и фильмах, но…
– Сеньорита, не будете ли вы так любезны передать мне факс? – На пороге возник заведующий секретариатом, как всегда, в безупречном темно-сером костюме с золотым крестиком в петлице пиджака, худой, лысый и чертовски неприятный.
– Да, конечно. Я как раз говорила сеньоре…
– Вот именно. В нашем коллективе сплетни не поощряются. Возвращайтесь к работе.
– Я только говорила…
– Спасибо.
Когда наутро временной секретарше заявили, что сотрудницу, которую она заменяла, выписали, и контракт с ней расторгается автоматически, девушке даже в голову не пришло связать внезапное невезение со вчерашними событиями.
Когда спустя два дня у лифта в ее доме лопнул трос и кабина рухнула вниз, унося свою жертву навстречу неминуемой смерти, девушка не успела сообразить, что это печальный результат ее ночного приключения.
Мощные фары «фольксвагена» врубались в стену дождя, словно мачете в непроходимые заросли.
К пяти утра потоп изменил русла улиц, погасил огни, разогнал по домам последних пешеходов.
Продолжать поиски не представлялось возможным.
Ривен вез Альваро домой, на проспект Менендес-и-Пелайо, чтобы тот хоть немного поспал. Потом он собирался отогнать машину к своему пансиону, чтобы днем вернуться за стариком. Выслушав последние новости о резне на «Святом Игнатии», парковщик выключил радио и молча крутил баранку, а его напарник в глубокой задумчивости перелистывал записную книжку в пунцовом бархатном переплете, исписанную каракулями на итальянском языке.
– Это дневник моего дяди, кардинала Тертулли; вернее сказать, один из дневников. Остальные утеряны. В молодости дядя интересовался библейской археологией. Даже считался крупным специалистом в этой области. В этих дневниках описаны первые годы его работы, что-то вроде полевых исследований. Ничего из этого он так и не опубликовал; дядины исследования приняли такое направление, что о монографиях пришлось забыть. Перед смертью он отдал мне этот дневник, чтобы я прочел и понял, что составляло смысл его жизни. Дядя занимался изысканиями в области Священного Писания. И в тысяча девятьсот сорок седьмом году… обнаружил нечто… То, из-за чего мы с вами попали в эту… историю. Вы хорошо знаете Библию?
