– Вот как! Каиновы слова говорите вы, именно каиновы! И не успокоение будет, а упокоение – под могильной плитой упокоится всякая надежда на либеральные свободы, на отрыв от азиатчины и присоединение к европейской семье! – Газетные листы, брошенные Сербским, полетели чуть ли не в лицо Ганнушкину. – Отныне и вовек я не подам вам руки, и готовьтесь к бойкоту от всей прогрессивной интеллигенции!..
Петр Борисович Ганнушкин посмотрел, как осыпалась штукатурка рядом с дверью, захлопнувшейся с грохотом за Сербским, и тяжело вздохнул…
Подъехавшая к украшенному готическими башенками особняку на Спиридоновке скромная пролеточка остановилась, скрипнув рессорою, кузов чуть качнулся, и с подножки на мостовую не сошла, а спорхнула миловидная молодая женщина. Ее глухих тонов платье, казалось, было под стать скромной пролеточке, однако соответствовало последней английской моде – ведь на самом деле приехавшая не только знала афоризм Уайльда – «человек или сам должен быть произведением искусства, или быть одетым в произведение искусства», но и сама сочетала в себе и то, и другое, – и сегодня она попросту сознательно взяла извозчика, а не воспользовалась лаковой коляской собственного выезда. Стремительно пройдя к особняку, у самых его дверей она на мгновение замедлила шаг и подняла руки к шапочке, чтобы поправить вуаль, отчего пелерина на ее плечах взлетела подобно крыльям.
Супруга действительного статского советника Желябужского, начальника контроля Московско-Курской железной дороги, некоронованная королева театральной Москвы, звезда Художественного театра, Мария Федоровна Андреева спешила в гости к некоронованному императору российской промышленности Савве Тимофеевичу Морозову.
Савва Тимофеевич встретил любезную сердцу гостью на лестнице и с постоянным своим радушием провел в свой кабинет.
– Саввушка, милый, – одним грациозным движением руки кружевной платочек был вытянут из рукава, и тонкие длинные пальцы великой актрисы стали промакивать им крупную слезу, скатывавшуюся у нее по щеке, – слышали ли вы уже, что случилось? Я только что получила достоверные сведения из Петербурга, они просто ужасны…
Она сдернула с себя бархатную шапочку и отбросила в кресла.
– Это ужасно, ужасно, просто ужасно… – кулачком, с зажатым в нем платочком она стукнула по груди Саввы Тимофеевича, приобнявшего ее за плечи, и тряхнула головой, отчего последние шпильки рассыпались по покрытому ковром полу, а густые темно-русые волосы рассыпались по плечам. – В это просто нельзя поверить, но это действительно так…
