На рубеже XIX — XX вв. И. Вейсс и А. Швейцер создали ещё один вариант образа Иисуса, представив его апокалиптическим пророком. Согласно их воззрениям, жизнь и деятельность Христа можно понять лишь в контексте античного иудаизма, насыщенного страстным ожиданием скорого «конца времён». Подобно всем тогдашним евреям, Иисус уповал на неизбежное вмешательство Бога в ход истории с целью уничтожить силы зла и установить на земле Царство Божие. Однако приход Царства мог задержаться, если грехи людей не были искуплены. Из пророка Исайи Иисус знал, что Мессия должен пострадать за грехи людей, предназначенных свыше для Царства Божия (Ис. 53). Это привело его к решению принести самого себя в жертву Богу, поскольку он видел «в Своей смерти искупительную смерть и вместе с тем такой поступок, который открывает Царство» {4}.
Таким образом, по Швейцеру, получалось, что Иисус отправился в Иерусалим с одной-единственной целью — «вынудить старейшин народа казнить Его» {5}, после чего произошло бы долгожданное вмешательство Бога в земные дела со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сам Иисус после своей искупительной смерти надеялся воскреснуть и по воскресении явиться «на облаках небесных», что означало бы наступление Царства Божия.
В 20-х гг. XX в. М. Дибелиус и параллельно с ним Р. Бультман предложили новый метод изучения Евангелий, так называемую «критику литературных форм и жанров». По мнению сторонников этого направления, необходимо отличать «исторического Иисуса» от Иисуса, с которым имеет дело церковь. Согласно воззрениям Р. Бультмана, на изречения Иисуса и рассказы о нём сильное влияние оказывали религиозные и социальные реалии жизни первых христиан. Необходимость решать многочисленные внутрицерковные проблемы якобы заставляла их придумывать и приписывать Иисусу целые эпизоды и речи, в результате чего реальный, исторический Иисус оказался погребённым под толстым слоем позднейших мифических напластований. Следовательно, Евангелия, как источник сведений об «историческом» Христе, не заслуживают абсолютно никакого доверия {6}. Придя к такому выводу, Бультман объявил, что предметом его поисков будет «не жизнь и не личность Иисуса, а только его «учение» {7}.
После «открытий» Бультмана, ошеломивших научный мир, многие библеисты решили вообще отказаться от поисков «исторического» Иисуса, посчитав, что это невозможно в принципе. Однако после Второй мировой войны началась новая фаза поисков, имевшая целью обнаружить связь между «историческим» Иисусом и Иисусом веры. Участники «нового поиска» исходили из предположения, что должны существовать параллели между тем, что говорил Иисус сам о себе, и тем, что говорили о нём его последователи: даже если в Евангелиях по большей части содержатся не подлинные слова и дела Иисуса, а приписанные ему христианской общиной, то всё равно на их создание исторический образ Иисуса должен был оказывать определённое влияние. Подвергнув новозаветные тексты критической обработке, участники «нового поиска» надеялись извлечь из них исторически подлинное ядро.
