Я посмотрел на Генриха – тот молчал и говорить ничего, явно, не собирался. Сидел с каменным лицом и смотрел то на меня, то на Митрофаныча, то на обозвавшего его "немцем" (именно обозвавшего – у Селиванова слово "немец" прозвучало как ругательство) Сергея.
— Потому что Генрих знает немецкий язык, — объяснил свой выбор я. — Кроме того, он несколько лет прожил в этих краях и его тоже можно считать местным. А помогать ему в разведке должен будет Ян, который по своим вопросам будет много общаться с местными.
— Раз так, то больше вопросов нету, — согласился Митрофаныч. И только Селиванов, насколько я видел, не был со мной согласен. Он продолжал буравить взглядом Генриха и явно искал причины для возражений.
— Сережа, он точно не немец. Он – еврей. Понимаешь? — я попытался растолковать недоверчивому товарищу что к чему. — Ты знаешь как фашисты к евреям относятся?
— Кажуть, в Тудорови, — вдруг вклинился в разговор Ян, — як только фашисты прыйшлы, пэршым дилом зибралы по сэлу всих евреев, шо нэ пишлы.
Все внимание сосредоточилось на Яне, который говорил медленно, не глядя ни на кого. Казалось, что его гораздо больше интересует огонь костра. Генрих тоже ни на кого не смотрел. Он как-то весь сжался… похоже, история евреев из Тудорова была ему хорошо знакома.
— То там нэ просто фашисты булы, — продолжал тем временем Ян, — а таки, як ти, шо мы з нымы в Синному былысь. "Эсэсы". Так от. Зибралы воны всих хто в сэли був, и говорять – "комунистам та евреям выйты". А нихто ж нэ выходыть. Эсэсы тоди сами людей почалы обырати. Нэ знаю, як воны обыралы – та дэсь з десяток людей набралось…
— Там евреев только трое было. — Генрих говорил глухо, но, при этом, он впился в ответ взглядом в глаза Селиванова. — Зальцманы. Моисей, Соня и Адик, которому всего десять было. В тот же день их расстреляли. Ни за что. Вывели, вместе с еще семерыми, за околицу и расстреляли. Только за то, что они были евреями.
— Оттак, — подтвердил Ян, когда Генрих замолк. — У нас, в Гощи, тэж самэ було. Тилькы пизнише. Ти эсэсы произдом в Тудорови булы. На нич там сталы. А в Гощи тоди инши фашисты стоялы. То вжэ потим, як гарнизон поставылы, тэж евреив шукаты почалы…
— Ладно, хватит, — я увидел, что Селиванов все же опустил глаза. Зачем дальше продолжать тему, которая явно причиняет Генриху боль? — Ты понимаешь теперь, почему Генрих не предаст ни в коем случае? За то, что он еврей, немцы убьют его несмотря ни на какие заслуги.
