Завидев едущего навстречу доктора, полицаи прекратили разговор. Один тут же схватился за лежащую в телеге винтовку и я, опасаясь худшего, тут же поймал его на мушку, собираясь выстрелить при первом же недвусмысленном движении полицая, несущем угрозу жизни Максима Сигизмундовича. Зашевелились и остальные бойцы.
— Та це ж дохтор! — полицай, сидящий за поводьями, расслабился и оттолкнул в сторону направленный на Максима Сигизмундовича ствол винтовки. — Слава Исусу, дохтор! Ты куды йидеш?
— Навикы слава! — Максим Сигизмундович приподнял шляпу, отвечая на приветствие, и остановил свою двуколку. — До Котова йиду. Баба там на сносях.
Тот полицай, который хватался за оружие, увидев, что опасности нет, снова положил винтовку на телегу и что-то сказал. Речь его оказалась такой дикой смесью польского и украинского языков – причем, польского было гораздо больше, что я понял только общий смысл. Полицай предложил доктору из Котова не уезжать – мол, как баба родит, они туда наведаются и Максиму Сигизмундовичу вскоре снова придется выступать в качестве акушера. Полицаи заржали, а доктор только криво улыбнулся.
Бах! Кажется, я подпрыгнул чуть ли не так же высоко, как и полицаи. На мгновение все вокруг замерло. Только Новак лихорадочно передергивает затвор карабина, да, как-то медленно, словно в замедленной съемке, заваливается набок полицай-шутник. А потом все резко ускорилось.
— Новак, сука! — заорал я, посылая три пули в полицая, сидящего за вожжами, но мой крик утонул в грохоте выстрелов.
Полицаи были убиты, даже не успев понять, что случилось. На дороге остался только схватившийся за сердце Максим Сигизмундович и пустая телега, окруженная тремя трупами. Не торопясь, я поднялся на ноги и подошел к Новаку. Очень сильно хочется двинуть ему в челюсть. Аж руки, сжатые до боли в кулаки, чешутся!
— Еще раз, мать твою, выстрелишь без приказа, — чтобы удержаться от рукоприкладства, я вынужден был спрятать руки за спину, — я тебя сам расстреляю. Ты понял?
— Звыняйтэ, пане командир, — пробормотал боец, пряча глаза. — Воно само якось…
Но я, не слушая сбивчивых извинений, уже повернулся к остальным.
— Трупы – на телегу и в лес. Оружие, что там еще ценного найдете – забрать.
Максим Сигизмундович уже пришел в себя. Первый испуг, вызванный неожиданной стрельбой, прошел. Однако, взглядом он меня окинул таким, что у меня сразу же возникли воспоминания о школьных годах и беседах с учителями насчет невыученных уроков.
