Двери камер, мимо которых проходим, — как вход в ракетный бункер, как элемент броневика с бойницами для пулеметов, как защитная плита в отсеках ядерного хранилища. Мощные заклепки. Скобы и цепи, фиксирующие дверную щель. Замки, поворачиваемые тяжелым амбарным ключом. Блокирующие устройства. Трехгранное, похожее на амбразуру углубление с тремя смотровыми отверстиями, сквозь которые панорамно обозревается камера. Автоматическая кормушка, приводимая в движение автоматикой. Эта дверь — изобретение, над которым работал талантливый выдумщик, получив на нее патент. Ее проверяли на взрыв. На попадание пули. На женскую истерику. На удар белокурой головы. На изъедающие неутешные слезы. На бессловесную молитву. На предсмертный вопль. Она выдержала все испытания. Талантливый изобретатель может спокойно есть хлеб с маслом. Он не зря прожил жизнь. Оставил по себе память. Как Толстой — свои книги. Фидий — свои скульптуры. Мартин Лютер Кинг — свои свободолюбивые проповеди.
Перед этими дверями меня вдруг посещает прозрение. Животные, убивая и терзая друг друга, изгоняя слабых, захватывая чужие территории, отбивая самок у одряхлевших самцов, поливая кровью тундры, саванны и джунгли, не придумали друг для друга тюрьмы. Не помещают в камеры поверженных врагов. Человек, долго изучая себя и себе подобных, узнав из Священного Писания, что Господь наделил человека свободой воли, тем самым вырвав его из слепого царства природы, сделав богоподобным, — наблюдательный человек построил тюрьму, как способ лишить собрата высшей, дарованной Богом ценности, — свободы. Тем самым, причиняя собрату рафинированное, утонченное страдание, человек совершает акт богоборчества, отнимает у другого человека божественную привилегию, отрицает в человеке Бога, отрицает Бога в себе и в мире. Тюрьма страшней, чем разрушение храма и осквернение иконы. Страшней, чем хула на Духа Святого. Христос плачет на небесах, глядя на тюрьмы.
Приближаюсь к амбразуре, пахнущей кислым железом. Робею, готовясь совершить недозволенное. Сильный, здоровый, свободный, движимый любопытством, хочу посмотреть в тюремный "глазок" на несчастных невольниц, впадая в непростительный грех. Вершу этот грех. Вдвигаю голову в стальную трехгранную нишу. Отстраняю железную нашлепку "глазка". Заглядываю в камеру, одну за другой. Кажется, вижу кадры сюрреалистического фильма.
Узкая камера, в которой играет кассетник. Четыре застеленные кровати, и на каждой, закрыв глаза, под музыку, стоя, колышутся, всплескивают плавно руками, мерно волнуют тела четыре молодые женщины. Босые ноги, полураспущенные волосы, сжатые веки. Кажется, они танцуют в лунатическом забытьи, парят в невесомости и их несет сквозь засовы и стены в синеватом пустынном Космосе.
