Моя югославская жена — талантливый архитектор, человек не армии, не КГБ и вообще — не политики. Чтобы попасть к дочери на роды, жена пошла в американское посольство в Москве для получения разрешения — визы. Там молча и сразу только за вход, как в казино, взяли с неё кучу долларов, и уже потом стали разговаривать о дате так называемого собеседования. Долгие ожидания. За это время дочка в Штатах родила, хотя жена при посещении консульства США растолковывала чиновнику ситуацию и просила не слишком затягивать день собеседования. Но тот был сплошное "no".
Собеседование в посольстве США в Москве — это допрос по всем правилам контрразведки: те же вопросы, тот же тон допроса — обвинительный, обличительный, "уличающий" и "разоблачающий". Вас постоянно хотят припереть к станке, загнать в угол своими вопросами. Моя югославка "засыпалась" на вопросе: "Как зовут мать вашего мужа?" Моя мать умерла 30 лет тому назад, когда югославка жила в своем Белграде. На собеседовании, которое, кстати, вела не то японка, не то кореянка, кто их различит по виду, жена не сразу выговорила имя моей матери — Анастасия Фоминична. Конечно, все это " до фонаря" этим не то японкам, не то кореянкам. У них — свои бизнес, по спущенным сверху инструкциям, как и у российских овчарок в униформе американской компании "Дельта": сербов на сегодняшний день — "тащить и не пущать", где бы они ни появлялись и кем бы они ни были: архитекторами или писателями, художниками или артистами. Вы для них только конкурент. И чем талантливее, тем опаснее. С вами борются "по всей площадке".
Кстати, США выделили квоту на эмигрантов из России — 55 тысяч штук в год. Но там не идет речь о людях, там не идет речь о русских артистах, о русских художниках, о русских поэтах и писателях, о русских философах — вообще, о гуманитариях. В Штатах этого не надо. В той квоте — голая заявка на конкретных бойцов в конкретные фирмы и компании, то есть квота на штыки для боевых действий на фронтах Мировой войны, которая называется — Конкуренция на Мировом рынке. В этом смысле США похожи на наши закрытые военные городки: туда можно приехать только на конкретную должность. Это представление о США возникает с первых шагов, как вы ступили в посольство США за визой. Еще далеко от порога посольства вы попадает в железный загон, в котором можно находиться, только дыша друг другу в затылок. Вокруг — российская милиция. За порогом снова попадаешь к церберам, одетым в черное, на их черных рубашках инстинктивно ищешь эмблемы череп с костями. Начинается шмон по сумкам и подозрительным карманам, потом — под "рамку" со звонком. После "рамки" снова — строго в затылок, за этим следят, и что не так — покрикивают. Помещение, где все в затылок, — что-то среднее между узким пыльным подвалом с отопительными трубами наружу и тесным маленьком цехом — с мостками без смыла, лестницами в никуда, переходами в тупики, перегородками без надобности, две лавки, какие в курилках грязных мастерских, зашторенные окошки-амбразуры, какие-то закутки с закрытыми дверями; самый верх — без потолка; наружу — коммуникация, арматура, ребра конструкций. Оно имеет своё предназначение, но я его не знаю. И опять — охрана, и опять повсюду — камеры слежения. Все окрашено в яичные тона. Грязновато, душно. Почти каждый со своей бутылочкой воды. В очереди — россияне. Была одна русская, кажется, из Владимира, устроила скандал: почему душно, почему работает одно окошко, почему нельзя позвонить по телефону? Россияне её не поддержали. А вдруг это повредит? Зона. Отстойник перед зоной. Проходная в зону. Настроение: "Куда попал?"
