Жуткую тайну сейчас выдам: за то, чтобы выделить В.Астафьеву пособие, о котором, говорят, он ни сном, ни духом не ведал, голосовали ведь все-таки и 6 депутатов, пришедших в Собрание под флагом патриотических сил. Они пояснили, что очень жалко было им Астафьева как старого и больного, а так бы тоже проголосовали "против" или "воздержались". Не всё, выходит, так однозначно и с коммунистами. И не хватило бы тогда уже 8 голосов. И тогда был бы результат: 14 на 14. Вероятно, это соотношение можно наблюдать и среди избирателей в крае, поскольку молодое и среднее поколение толком и не читало ни Чмыхало, ни даже Астафьева, а просто изо дня в день слышат назойливое по радио: классик, классик, классик… И почитают его, не читая его.
Также по команде из Москвы жарким днём 20 июля срочно собрались на сходку в Красноярске "интеллигенты" распоследнего пошиба: верткий приспособленец Солнцев, Кузнецова (королева пивная и газированная), Ярошевская, директрисса музея, выбракованная в свое время из аппарата партии, затаившая злобу на советское время. Пригласили на сходку журналистов, кривлялись перед ними, бездарно острили, грозили в пустоту, при этом пугливо оглядываясь.
А ведь по чести — не люб им всем колючий Астафьев. Они имя его любят, а человека в нём недолюбливают. И сам Виктор Петрович прекрасно об этом знает, догадывается, по крайней мере, но терпит их, других-то рядом нет — разогнал, отчуждил, сам себя отправил на выселки, стал "литературным Ельциным", такой же, понимаешь… Всё поперёк! Поперечные оба. И немало хлопот и неприятностей доставили себе и людям.
Искренно говорю: жалко и мне Виктора Петровича тех, советских времён. Немало светлого связано с Астафьевым в начале и середине 80-х годов, неплохо мы дружили, в доме у меня множество его фотографий висит, им подаренных, я не снимаю, из истории ничего не выкинешь, из личной биографии — тоже, не стану же я его "свергать", как жулики-демократы свергли Дзержинского, поплясывая, причмокивая. Есть даже и крупный дружеский фотопортрет под стеклом в рамке, сделанный в 1986 году, сидим с Петровичем вдвоём, но уже смотрим, правда, отвернувшись, в разные стороны. Такой был нам знак.
Но Астафьев образца перестроечного — это "что-то особенное". Был он достаточно издерганным, злым при коммунистах, но не до такой болезненной степени. А надорвал себя окончательно ложной идеей, будто война 1941-1945 гг. — это не мировое и не вселенское зло, а зло чисто советское и сталинское. И пропал.
