Русская история, которая является имперской историей, проходит иногда пустыннные, спокойные, равнинные зоны, где она, как льдина по большой реке, движется огромным единым монолитом. И эта льдина от Бреста до Владивостока или, может быть, даже до Сан-Франциско, плывет неспешно по акватории. Потом в истории появляется какая-то флюктуация, она начинает резко сужать свое русло, появляются страшные стремнины, мировые исторические воды начинают двигаться с колоссальной скоростью. И этой льдине уже не пройти сквозь узкие горловины. Льдина начинает колоться. И она проходит эти стремнины в раздробленном состоянии. Но как только этот узкий проход кончается и река вновь выходит на равнину — льдина опять соединяется, и мы вновь видим огромную Русскую империю. Льдина эта бесконечна, тиха, на ней сидят рыбаки, они тащат из лунок окуней, никто их не спасает… И вот сейчас мы проходим сквозь очередную историческую узкость, которая завершится где-то к 20-му году. И льдина вновь окажется белой, сияющей, чистой громадиной.
Ведущий.
Боюсь, сегодня организм льдины несколько подустал в контексте метаистории…
Проханов.
Нет, Русская империя — это самодостаточная мыслящая льдина, которая в контексте истории действует так, как я описал. А в контексте метаистории наш разговор бессмысленен. Если же перейти к метакатегориям, то никакой льдины нет, как нет и никакого дробления. А есть абсолютная бесконечная неизменяемая великая русская неподвижность.
Ведущий.
Пожалуй, я соглашусь с вами. По этой самой причине я спокоен за будущее России. Я не переживаю за ее судьбу — это такое прекрасное состояние.
Проханов.
Вы ведь не переживаете за судьбу божества, верно? Пусть божество за вас переживает! Пусть Россия обо мне печется — обо мне, малом, грешном, любящем ее, сражающемся за нее. Так и происходит на самом деле: Россия и вправду печется о каждом из нас.
Женщина.
И все-таки, как же насчет Нового Иерусалима?
Проханов.
А насчет Нового Иерусалима вообще все прекрасно. Это еще Никон доказал, что Иерусалим — это такая машина на колесах. До чего додумался патриарх: он его сюда перетащил, под Москву. Патриарх послал в Палестину троих монахов — все механиками были с высшим техническим образованием — они обмерили весь Иерусалим, до миллиметра, очень тонкими инструментами. Там важен был микрон — недавно Лужков так же ползал по МКАДу, измерял 10 сантиметров… И после того, как Иерусалим был обмерян, Никон его сюда перенес и здесь всего его воспроизвел. Ветхий Иерусалим оказался под Москвой, Истра превратилась в Иордан, и Святые места человечества очутились у нас под Москвой. И Новый Иерусалим, как гигантский божественный космодром, примет Второе пришествие Господне. А в том Иерусалиме, что сейчас в Израиле, — танки стреляют.
