— А сейчас где войсковой писарь?
— Где ж ему быть: возвернулся в Екатеринодар.
Когда Филонович покинул компанию отдыхающих казаков, у них беседа еще не иссякла. Немало сетований на свое житье — бытье они высказали. Дикун тоже вставил свое слово:
— Начальства становится все больше, а казацких вольностей все меньше. Нам много обещали, да ничего, кроме тягот, не дали.
— И не дадут, — с уверенностью заявил его земляк, чернобровый крепыш Семен Дубовской. — На то она и власть.
Основной отряд Филоновича прибыл в Кизляр в конце мая. Здесь его уже поджидал полковник Чернышев со своей командой, в которой оказались дикуновы дружки Никифор Чечик и Андрей Штепа. Выбравшись в исходный пункт старой, уже давно обжитой терскими казаками кизлярс- ко — моздокской линии, черноморцы истово крестились на собор посреди городской площади, а на молении в его стенах местный священник желал участникам трудной экспедиции:
— Спаси и сохрани вас господь до самого возвращения домой.
Многие кизлярцы угощали утомленных путников ранней земляникой и черешней, зазывали во дворы попоить свежим молоком.
— Спасибо, братья, — искренне, от души благодарили черноморцы отзывчивых жителей прикаспийской окраины России, защищавших здесь ее интересы с ранних послепетровских времен. Кизлярцы помогли подлечить в своих приютах старшин и казаков, несколько ранее приведенных сюда Чернышевым, а теперь максимум заботы проявляли и. о подопечных Филоновича.
При встрече с Филоновичем, Авксентьевым и другими старшинами и казаками Чернышев распорядился:
— Отдыхайте с дороги. А я со своей группой отправлюсь в Каргалинскую, чтобы занять там место под лагерь. Подойдете вслед за нами, оттуда вместе отправимся в дальнейший путь.
Из прежнего второго полка Чернышева продолжало болеть восемнадцать казаков, их, нетранспортабельных, нельзя было трогать с места. Полковник вызвал к себе сотника Емельяна Лихацкого и дал ему наказ:
— Если считать больных и казаков по уходу за ними, то из второго полка в Кизляре остается двадцать четыре человека. Им нужен старший начальник. Вот вы и останетесь с ними до их выздоровления.
Емельян не ожидал такого предложения, настроился на путь — дорогу, потому возразил:
— Может, кого из старшин другого к ним приставите?
— Не могу. Вам доверяю.
Проходя мимо штабной палатки, возле которой офицеры вели разговор, Федор Дикун из слов Чернышева понял, сколь нелегко ему приходится. Пятидесятитрехлетний полковник, сподвижник Чепеги и Головатого по многим баталиям, вызывал у него даже какое‑то чувство жалости. «Достается ветерану лиха по самую завязку», — размышлял он. Но в тот же миг эта мысль сменилась иной, бескомпромиссной: «А что он сделал для нас, рядовых, чтобы хорошо одеть, обуть, накормить, выплатить положенные деньги за партикулярные работы? Ничего».
