- Ваша милость, вы у себя?
- Что тебе тут надо, а, Кулак? - раздраженно рыкнула Амата. И, распахнув дверь, высунулась из комнаты.
- Его милость срочно требует баронессу к себе в кабинет! - преувеличенно громко - видимо, чтобы мне было слышно каждое слово - протараторил десятник.
Я тут же оказалась на ногах: в его голосе звучали нотки, которых я еще ни разу не слышала!
Видимо, его тон подействовал и на Амату, так как она помрачнела и коротко поинтересовалась:
- Что-то случилось?
- Только что прилетел почтовый голубь от его величества… - угрюмо буркнул Кулак. - В Авероне мятеж…
Я выдернула из волос поддерживающие их шпильки, влезла в туфельки и, торопливо посмотрев на себя в зеркало, вылетела в коридор…
… В замке было шумно, как на Меллорском рынке. Или, скорее, как в военных лагерях, о которых так любят рассказывать мужчины: по лестницам носились перепуганные слуги, со стороны оружейной комнаты доносился лязг железа, этажом ниже ворочали что-то тяжелое, а выше - причитали.
Причитания доносились и с улицы - через настежь распахнутое окно Восточной башни, заглушая шелест дождя, до меня доносился многоголосый женский ор. Заглавную скрипку в котором играла Инария - жена десятника Урмана по прозвищу Ворон. Голосу ее мог позавидовать даже королевский глашатай, поэтому ее душераздирающую мольбу слышал, наверное, весь лен:
- …и на кого же ты меня бросаешь, сокол мой сизокрылый? Что я без тебя делать-то буду, счастье ты мое окаянное? Иди же, обними меня напоследок, услада ночей моих…
Голоса 'услады ее ночей' слышно не было. Видимо, он занимался делом и не обращал на вопли супруги никакого внимания.
Голосила Ворониха недолго - когда я добежала до четвертого этажа, с улицы раздался рев отца:
- Заткни жену, Ворон! А то ее заткну я…
Я перепугалась еще сильнее: отец никогда не повышал голоса на вассалов, предпочитая словам действие. В общем, еще прибавила ходу и влетела в кабинет, не постучавшись. Чуть не расквасив себе нос об отцовскую спину, затянутую в кольчугу…
- Вы хотели меня видеть? - присев в реверансе, спросила я.
- Смирения тебе, дочка… - поздоровался он, снял со стены щит, аккуратно прислонил его к столу и повернулся ко мне. - Я уезжаю. В Аверон…
Потом оглядел меня с головы до ног и грустно улыбнулся:
- Готовилась к ужину?
Я сглотнула подступивший к горлу комок и кивнула:
- Да, отец…
Он подошел ко мне вплотную, провел пальцем по моей щеке и поцеловал в лоб:
- Ничего, вернусь - устрою пир на десятину. С музыкантами, фокусниками, акробатами… и танцами! Обещаю…
