— Похоже на комплекс ПВО, — сказал Игорь неопределенно, — но…
Костя с любопытством пригляделся. В полукилометре, за лесной дорогой и молодым ельником, там, куда вели следы от колес, виднелось что-то темное, массивное, закрытое маскировочными сетками. Он, не задумываясь, даже сделал пару шагов и очутился рядом с Заветой. Ему захотелось сказать: «Забудь ты обо всем, я тебе друг, все остальное неважно!» — но почему-то промолчал. Сашка Тулупов оказался тут как тут:
— Вот это да!.. — И поднял «соньку».
Вдруг словно из-под земли выскочили военные в маскировочной форме и окружили их:
— Кто такие?.. Откуда?..
Костю в спину чувствительно ткнули стволом автомата. Одного этого хватило, чтобы он замер.
— Руки на затылок!
— Да мы московские журналисты… — попробовал было объяснить Костя, но его никто не слушал, только ткнули сильнее:
— Молчи!
— Больно ведь, — сказал он, поеживаясь.
— Забери у него камеру! Забери!
Не пожалели даже Завету, затолкав ее со всех сторон:
— О, цыпочка к нам залетела! Ясновельможная полька?
— Какие мы поляки?! — ответила Завета таким низким грудным голосом, что от нее невольно отступили и даже стали глядеть с явным уважением: не певица ли?
Одного Игоря не тронули — то ли из-за раненой руки, то ли из-за габаритов и решительного выражения на лице.
Затем появился кто-то постарше, по виду офицер, но без знаков различия.
— Кутепов, докладывай, что произошло. — И, слушая сержанта, с подозрением разглядывал Костю и остальных.
— Говорят, журналисты… а этот снимал позицию. — Сержант враждебно показал на Сашку.
Все очень и очень недоброжелательно посмотрели на Тулупова, как на врага народа. Сашка съежился и жалобно оглянулся на Костю, словно ища защиты.
— Кто главный?!
— Я… — отозвался Костя.
Как только он заговорил, обстановка сразу разрядилась.
— Куда вы лезете? Куда?! — упрекнул офицер. — Хорошо хоть вас часовой не застрелил.
Костя хотел сказать, что никакого часового они в глаза не видели, но вместо этого согласился:
— Кто же знал?.. — И протянул документы.
Два десятка глаз следили за каждым его движением. Офицер спросил:
— А еще есть бумаги?
— Есть письмо к Большакову.
— Давай!
И пока офицер вникал в смысл того, что написал Вяткин, Костя смог перевести дух и даже оглядеться. Военные были очень серьезно настроены — лица хмурые и сосредоточенные, и, хотя в спину его уже не тыкали автоматом, он чувствовал себя неуютно. Правильно, подумал Костя, береженого Бог бережет.
— Ладно… — сказал офицер. — Опустите оружие. А я тебя помню, — обратился он к Косте. И едва заметная улыбка тронула его губы.
