Литературная Газета, 6377 (№ 29/2012) | страница 12



Нетрудно понять причины революционизма, найти истоки неотроцкизма у тех, кто ведёт за собой молодёжь на штурм "путинского режима", кто призывает прорвать цепь ОМОНа и идти на Кремль. Я имею в виду, к примеру, И. Пономарёва. Сын сенатора, помощницы миллиардера Абрамовича, любимец миллиардера Ходорковского, он гордится, что "Ходорковский меня всегда очень любил", и одновременно заявляет, что в 1917 году он "вне всякого сомнения" был бы с большевиками, что он видел бы себя в роли наркомвоенмора, то есть в роли[?] Троцкого. Как понять природу большевизма молодого человека, вскормленного миллиардерами, ставшего депутатом, как он сам не скрывает, благодаря их олигархическим деньгам? Вольготно у нас быть троцкистом, ибо у нас всё позволено, даже бороться с национальной государственностью. Честно говоря, поражает то, что один из идейных лидеров либеральной оппозиции, дитя перестройки Ю. Латынина, тоже дышит революционизмом, жаждой настоящей кровавой революции.

Наверное, мира и стабильности до сих пор в России нет, задачи послереволюционной стабилизации до сих пор так и не решены, потому что те, кого мы с основанием и без основания называем "интеллектуальной элитой", являются не столько либералами и тем более демократами, сколько большевиками.

Ахиллесова пята посткоммунистической России в том и состоит, что у неё нет центристской интеллигенции, могущей найти общий язык между демократией и православной родословной русского человека. Политическая стабильность невозможна без устойчивого центра, который во всех бывших социалистических странах создавала национально ориентированная либеральная интеллигенция. У нас все эти двадцать лет западническая и национально ориентированная интеллигенция находится по разные стороны баррикад. У нас, как и в 1991 году, мало, очень мало тех, кто чувствует себя европейцем, является поборником свободы, самоценности человеческой личности, но не страдает характерным для российской интеллигенции национальным, государственным и религиозным отщепенством. Люди, близкие к РПЦ, по-прежнему, как и в 90-е, подозрительно относятся к так называемым западным ценностям, ко всем дискуссиям о развитии демократии в России. А либеральная интеллигенция сплошь и рядом атеистична, всерьёз полагает, что Церкви на протяжении тысячелетий удавалось обманывать народ. Отсюда, от нежелания приспособить свои идеалы к реальной России, где большинство населения связывает себя в той или иной форме с православием, и стремление "ломать" остатки традиционной российской идентичности. Отсюда и убеждение, что нынешняя Россия себя исчерпала в цивилизационном отношении.