Мне показали в Сарове то, на что, быть может, не должны смотреть глаза писателя и художника. Я видел фантастические установки, играющие лучами, где лучи с немыслимой точностью под разными углами ударяют в мишень, превращая её плазму. И эти микровзрывы, в которых пульсирует плазма, ложатся в основу термоядерной энергетики. И она восполнит скудеющие энергетические ресурсы земли.
Я видел рентгеновские аппараты, с помощью которых делаются моментальные портреты взрывов, и саровские теоретики, отказываясь от полигонных испытаний, с помощью математических моделей совершенствуют современный ядерный арсенал, омолаживают российское ядерное оружие, пополняют его грозную коллекцию новейшими боевыми экспонатами. Здесь создаются уникальные компьютерные программы, в которых так нуждается современная российская промышленность: строит ли она автомобили, скоростные перехватчики или подводные лодки.
Люди, с которыми я здесь встречался, пожилые или совсем молодые, похожи один на другого выражением глаз. Это не тупое и сытое равнодушие, не злой ядовитый скептицизм. Это светлые, порой задумчивые, порой восхищённые глаза людей, чья жизнь — это непрерывное творчество и познание, непрерывное горение и разгадывание таинственной формулы, описывающей мироздание. Формулы, которую физик ищет возле ускорителей и компьютеров, а молитвенник — среди алтарей и горящих лампад.
Особенно хороша саровская молодёжь. В ней свобода и молодое веселье. Дисциплина и самообладание. И она, эта саровская молодёжь, деревенская или городская, пришедшая сюда из лучших технических вузов страны или обученная в Саровской высшей школе, эта молодёжь, изучающая плазму и теорию взрыва, знает музыкальную и литературную классику и весь спектр сегодняшнего художественного авангарда. Но когда два года назад вокруг Сарова заполыхали леса, и огонь подступал к лабораториям и заводским цехам, эта молодёжь оставила компьютеры и лазерные установки, вооружилась лопатами и пошла на огонь, отстаивая драгоценный Саров.
В Сарове меня ожидала поразительная встреча. 23 года тому назад я попал на ядерный полигон Семипалатинск и присутствовал при взрыве термоядерной бомбы. В центр горы прорубили штольню, закатили заряд и ждали момента, когда состоится экспериментальный взрыв, чтобы с помощью бесчисленных датчиков сделать многомерный портрет этого взрыва и усовершенствовать имеющиеся боевые заряды. На полигоне я встретился с физиком, и мы молча завтракали, ужинали, не представившись друг другу, отчуждённо поглядывали один на другого. Видимо, так подействовали на меня обстановка секретности и жёсткий режим полигона, что я, прикусив язычок, избегал лишних расспросов и не предусмотренных моим посещением знакомств. А когда рванула гора, и тяжёлой кувалдой садануло меня по ногам, и из вершины горы задымилась желтоватая пыль, и стоявший перед полевым вагончиком незнакомец-физик преобразился, и лицо его просияло неописуемой детской радостью, и на глазах его заблестели слёзы, мы, кажется, кинулись друг другу в объятия, поздравляя с удачным взрывом. Но и при этом позабыли представиться.
