— Чем занимаетесь?
— Прошу на ночлег, ваш степенс… Что ж, навигация кончилась, работы прикрыты, а самая профессия наша — навигация. Так и зовут нас: береговые черти.
— Где же проживаете?
— Тут, на берегу.
— То есть?..
— Так точно-с, на берегу. Вот на этом самом.
— А ночуете?
— Тут и ночуем. На даче…
Я смотрю на него с недоумением.
— Это под названием так: на даче. А дача, какая же она — дача? Большая часть так норовим: господин Щербаков, Воскресенский и я, компания… этак прижмемся друг к другу… Уснуть не уснешь, конечно, а в дозволительную погоду посидеть можно… Ну, в морозы более или менее тальянку ломаем…
— Тальянку?
— Да, тальянку. Значит, ходим всю ночь. А утром, как только чайные откроются, — они рано открываются, — мы в чайную. Бывают хозяйки добрые, кипяточку дадут погреться…
А в голосе у него все те же льстиво-шутовские нотки, полуконфузливый смех, — должно быть, думает, что это самый выигрышный тон в его положении.
— Работы искать не пробовали?
— Ну… не пробовал! Конечно, работнул бы с удовольствием, да вот… снегу Бог не посылает. Совсем работы нету. Простоял давеча у конки до двух часов — не взяли: народу — как грязи. Это — не навигация. Навигация — вот разлюбезное дело! Летом у меня одной одежи сколько собралось… Две рубахи было, подштанники… Одеяло было! — воскликнул он тоном увлечения и подавляющего хвастовства.
— И куда же все это делось?
— Прокушал, ваш степенс… Пальто было — прокушал, одеяло — прокушал, рубахи — тоже. Дело, конечно, такое, видите…
— А… зашибаете?
— Да ведь нельзя, ваш степенс… Такое дело… Закладываем — верно: все-таки потеплее. Пока деньги есть, расчета в них не знаешь: на даче ночевать уж не станешь, идешь в ночлежный. А то угол где-нибудь. По Косой линии, в девятом нумере, квартиру имел… Все было, а сейчас на берегу… Трудно, ваш степенс.
А в голосе — все смех, шутовской, самообличительный, извиняющийся…
Я стараюсь вникнуть в душевное состояние своего спутника, усиливаюсь представить себе, что он, оборванный, голодный, иззябший, должен чувствовать, идя рядом со мной, с человеком, тепло одетым, обутым и пообедавшим? Хриплый голос его как будто хихикает над собой, а что у него там, внутри?..
Вот — великолепная новая церковь. Рядом с ней — роскошный дом, в котором живет киевский митрополит и его монахи. Этот, живущий на берегу, человек, «береговой черт», видит, вероятно, ежедневно карету его высокопреосвященства, нарядных гостей, приезжающих в митрополичий дом, автомобили, стоящие у подъезда, — что должен он испытывать в душе, глядя на все это?..
