Я приехал в свою окружную станицу (это по размерам средний уездный город) в момент особого напряжения совместных обывательских и административных усилий, направленных на предупреждение продовольственного бедствия, надвигавшегося на станицу, в которой, кроме десятка средних школ, военной команды, больниц, окружного суда и разных казенных учреждений, около двух десятков тысяч жителей кормилось «с базара», т. е. не имело никаких собственных запасов продовольствия. Мой старый гимназический товарищ, под гостеприимным кровом которого я приютился, прежде всего, конечно, принялся расспрашивать: «Ну что, как там у вас? что надумала Дума? есть ли просвет какой-нибудь?» Как мог, я удовлетворил его любопытство, после чего он уныло спросил:
— Как же, брат, теперь будем?..
Он ждал какого-нибудь откровения от меня, а я хотел услышать что-нибудь утешительное от него. У него лишь одно утешительное нашлось.
— Генерал приехал, — немножко таинственным голосом сообщил он, — насчет продовольствия… Хлопотали мы о ссуде — плохо ведь дело-то, муки-то нет… Нам вот генерала прислали из Новочеркасска… Авось теперь что-нибудь выйдет… Заседание сегодня — не хочешь ли пойти?
Генерал — вещь серьезная. Но мне не столько на генерала взглянуть было интересно, сколько на местную общественную организацию — обывательский комитет по продовольствию. Пошли.
Комитет заседал в зале управления окружного атамана. Приезжий генерал был в кабинете атамана, а представители обывательских нужд и интересов сидели в томительном ожидании генеральского выхода за большим столом и вяло обменивались мнениями по вопросу о горькой судьбе своего ходатайства о ссуде: в ссуде было отказано. Комитет по составу был разнообразен и достаточно полно представлял собой станичное население: мировые судьи, учителя, член окружного суда, священники, директор банка, почтмейстер, станичный атаман, купцы, офицеры, начальница гимназии и просто обыватели. Все это был народ почтенный, солидный, безупречно делавший свое дело в отмежеванной ему области профессиональных занятий.
— Что же теперь? как? — флегматично ронял вопросы в пространство председательствовавший член, старый мировой судья.
— Да что ж… просить опять… — после длительной паузы послышался чей-то голос, полный безнадежности.
А другой тотчас внес серьезную поправку:
— Ходатайствовать…
Широкая спина в иерейской рясе, находившаяся впереди меня, подкрепила текстом:
— Сказано: «толцыте».
— Толцыте! — возразил желчный голос, — и повторяйте снова бесконечную канитель! А муку-то ведь доедаем…
