Минут десять я стоял над своим чемоданом и беспомощно оглядывался по сторонам. Наконец, из станицы показался на маленькой гнедой лошадке «дрогаль» — извозчик на неуклюжих дрогах, выложенных сеном; маленькая гнедая лошадка проворно перебирала ногами; под брюхом ее и на груди болтались белые холщевые занавески — от мух.
— Трофим, подавай! — крикнули высадившиеся со мной местные обыватели, когда извозчик подъехал к берегу. Он тотчас же повернул лошадку к их багажу. Они скоро заняли этим багажом все дроги, не оставивши ни одного свободного уголка, а я с недоумением и отчаянием посматривал то на них, то на станицу, откуда теперь уже никто не показывался. Когда, наконец, багаж был весь кое-как разложен, извозчик повернул к станице и закричал угрожающим басом на свою лошадку, которая с трудом, увязая в песке, вывезла дроги на битую дорогу и тронулась мелким шажком по ней. Пассажиры его пошли пешком сбоку.
— Ну, ты чего же, брат, стоишь? — покровительственно обратился ко мне извозчик, остановивши лошадку против моего багажа.
— Клади! — сказал он после минутного размышления тоном, не допускающим возражений: — некуда, говоришь? Небось, брат, поместим! Клади сюда! Вот так… А это — так! Живет! Вот видишь, и уложили… Но-о, гонедашка, трогай! ну-ка, шельмец, оправдывай! но, родимец, но, но, но-о-о!..
Он помог раза два кнутом своей лошадке, и она, отмахиваясь головой и хвостом от мух, бойким шажком опять двинулась вперед, а я пошел позади, с другой стороны дрог.
Было очень жарко и душно, хотя солнца не было видно за длинными беловатыми облаками. На самом почти краю станицы виднелась церковь очень старинной архитектуры с колокольней, похожей на бойницу, облупленная, с проржавленной крышей, с облезшими главами. Это был «старый» собор, одна из древнейших церквей на Дону, наиболее богатая историческими реликвиями.
Невозмутимая тишина царила в станице. Тесно скучившиеся дома на высоких фундаментах, на деревянных столбах, одноэтажные и двухэтажные, деревянные и кирпичные, желтые и красные, с железной и тесовой крышей, — стояли все с закрытыми ставнями, точно они были необитаемы. Ни души не видно было на улицах… Пусто, безмолвно, мертво…
Мы сначала подъехали к одному из небольших домиков, окрашенных в желтую краску, с сплошным балконом вокруг, или «балясами», по местному названию, сложили там часть багажа и оставили одного пассажира.
— Садитесь! — предложил нам извозчик, когда часть места на дрожках очистилась.
