Из дневника учителя Васюхина | страница 6



Теперь меня охватило желание женского общества, женского разговора, болтовни, смеха и, может быть… ласки. Набравшись смелости, я сказал, поравнявшись с молодой казачкой:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответил молодой голос, и я тотчас узнал его.

Это была Катя Медведева, девушка из довольно зажиточной казачьей семьи, моя соседка, хотя не совсем близкая. Я был знаком с ее отцом — один раз «гулял» в компании с ним у нашего атамана, был и у него в доме, но дочку его и вообще младших членов семьи не видел. Катю я встречал только на улицах, нередко окруженной целой свитой молодых казаков. Она пользовалась в станице репутацией одной из самых интересных девиц, и около ее имени создалось уже немало сплетен. Девочка очень миленькая…

— Гуляете? — спросил я, чтобы сказать что-нибудь, потому что чувствовал, как глупо выходит стоять молча.

— Нет. Так, стою…

— Может быть, пройдемся? — с трудом выговорил я, словно давился, и почувствовал, как голос мой прерывался от робости.

— Нет, я разувши. После когда-нибудь.

— А после можно?

— Отчего же… можно… — Она сказала это так просто и мило, что я невольно подумал: «Какая прелесть!» — и мне не хотелось уходить от нее. Но вдруг стукнула калитка у ближнего двора, и сердитый женский голос прокричал:

— Катюшка! Ты будешь нонче ночевать или нет?

— Фу, как строго! — сказала моя собеседница и засмеялась. И когда я хотел было податься за угол, чтобы не навлечь на нее подозрения, она сказала:

— Нет, ничего! Это — сноха наша. Хотите семячек?

Я взял от нее горсть подсолнухов.

— Вы садитесь, — сказала она и села на завалинку, — что вам стоять? Вы и так большие выросли…

Я присел, но беседа у нас не клеилась. Она пощелкивала семячки и вбок с любопытством поглядывала на меня. Я не знал, о чем заговорить, и чувствовал себя мучительно и глупо.

— Вот вечер скоро будет вон в том доме. — сказала она. — погуляем. Мою подругу замуж отдают.

— Так…

— Придете смотреть?

— Приду.

— Приходите. Весело будет… Ну, прощайте, все-таки надо домой, а то ругать будут…

Она встала, встряхнула скорлупу с своего фартука и поглядела на меня с чуть заметной веселой, приятельской улыбкой; потом, — видимо, после некоторого колебания, — подала мне свою руку, маленькую, сухую, с тонкими грубоватыми пальцами, очевидно, хорошо знакомыми с черной работой, — и побежала легкой, неслышной побежкой домой. Я сидел еще некоторое время на завалинке и думал об этой девочке. Ее худощавое и бледное при лунном свете личико, веселая улыбка, мелкие зубы, блестящий, веселый взор — долго не давали мне уснуть. Было жарко и душно…