— Вы не имеете права толкаться! А то я и сам…
— А ты веди себя правильно, без проталмаций, — возражает голос полицейского Кирея.
— А ты не толкайся, вот что! В голове недостает, так руками махаешь!
— Нам на то факты даны, чтобы порядок блюсть…
Аудитория в это время, разумеется, всецело поглощена этой полемикой. Слышатся поощрительные замечания из публики:
— Дай ему хорошенько по шее!
— Ишь, подлец, звякает там! Нар-родец!..
— Нет, утер бы ему нос-то хорошенько, он бы скоро замолчал!.. Всякая, к примеру, тварь…
Даже по окончании этого «оживленного обмена мыслей» внимание слушателей не скоро сосредоточивается на читаемом.
Что касается библиотеки, то и ее роль в жизни здешнего обывателя чересчур скромна. Читают «помаленьку», и читают или исключительно только молодежь, зеленая молодежь, бывшие ученики, или самоучки. Исключения так редки, что лишь подтверждают первое положение. Впрочем, как-то хочется верить, что им, этим исключениям, принадлежит будущее: и в теперешнем своем виде они дают большое утешение и надежду…
Между прочим, приходил ко мне за книгами тот самый Климка, который известен мне как неудачный претендент на руку Кати. Это — рослый, сильный молодой казак, с красивым, слегка тронутым оспой, смуглым лицом. Он робко вступил в комнату, помолился широким, раскольничьим крестом на икону и сказал:
— Здравия желаю, Алексей Егорыч! К вашей милости.
— Что скажете?
Он подал мне свернутый полулист серой бумаги и, смущенно улыбнувшись, произнес:
— Вот…
Я взял листок и стал читать. На нем крупным и сравнительно не плохим почерком написано было буквально следующее:
Милостивый Государь!
Алексей Егоривич.
Прошу вас не аставтья моей просьбы, дайтя книжек для чтения мне так как у менья ахота есть читать книги. Да всетаки, я думаю воспользоватся каторое поступить в пользу маей жизни. Книжек Вы знаитья каких что бы я мог понять Газетков Номеров 10-ть. Да книжек Штук несколько, я их соблюду. И представьлю в полном виде.
Извесной Вам Климент Скачков.
— Это вы писали? — спросил я, прочитавши эту оригинальную просьбу.
— Так точно.
— Вы бы лучше на словах…
— Можно и на словах. Но только, как я грамоте знаю, то дай, думаю, напишу бумагу — все как будто поприличнее…
Я предоставил ему самому выбрать себе книги, и он долго путешествовал по полкам шкафов. Мы разговорились. Незаметно и осторожно я навел разговор на Катю. Климка отозвался об ней чрезвычайно равнодушно, как мне показалось.
— Балованная девчонка, — сказал он тоном добродушного презрения.
