С Катей вижусь, но редко. Ее дела тоже неважны. Отец уже постегал ее раза два за супротивные речи. Она стала совсем худенькая и нервная. Теперь за ней очень следят: работы закончились, все дома.
Наши свидания уже не носят того беззаботного и милого характера, как прежде: Катя не поет, не щебечет, только любит молча сидеть у меня на коленях, охватив мою шею руками и закрывши глаза.
Я стараюсь развлечь ее, чем могу, но без особого успеха. Теперь я уже болтаю, а она слушает, и по ее лицу я не могу решить, вслушивается ли она в мои речи или бродит мыслями где-то совсем в другом месте.
Раз я сказал ей:
— Пошла бы ты за меня замуж?
Я ей говорю то «вы», то «ты»; она мне всегда «вы», как я ни просил ее говорить мне «ты».
Она усмехнулась и, отрицательно покачав головой, сказала:
— Н… нет.
— Почему?
— Потому что… дело не подойдет! Я вас так люблю, и вы меня так любите, а тогда не будете… Я на улицу люблю ходить, песни люблю играть, бегать, драться, кусаться (я — кусачая! хотите — укушу?), а тогда буду учительша, и люди скажут: «Вот учительша, а дура — на улице песни играет»… И вам со мной будет скучно…
— Нет, Катя, не будет. Теперь ведь не скучно!
— Ну, теперь — так, для разгулки времени…
— Мне будет скучно, когда ты замуж выйдешь и я не буду уж с тобой видеться, как теперь. Я все равно как сирота здесь, один — и никого вокруг меня…
Мне стало так грустно, что хотелось плакать. Она долго молчала.
— Я тогда буду избирать время к вам приходить. Мужа как-нибудь обману, — засмеявшись, сказала она. — За книжками буду приходить. Я книжки люблю… Особенно — в каких песни, стишки… Какие на вас есть стишки, какие на меня, какие на обоих на нас… Я списываю.
— Какие же такие, например?
— Какие? — переспросила она и задумалась. — Да разные! Не скажу, а то вы смеяться будете, — прибавила она потом.
— С какой стати?
— Нет, я не смею… Не скажу!..
Вчера мы виделись с ней только несколько минут.
1 октября
Был на ярмарке — сегодня открылась и продолжится целую неделю. Шумно, пьяно, бестолково, но оживленно и живописно. Нарядные толпы движутся непрерывным потоком взад и вперед, теснятся около каруселей с жалкой музыкой, собираются в круги и с пьяными, нестройными песнями распивают водку, глазеют у балаганов и в балаганах, на конной площади — всюду, всюду… Крики, брань, говор, смех, свист ребятишек, пиликанье гармоник, песни — все кажется полным здоровья, кипучей жизни и беспечности.
— Это — не ситец, это — перкаль, могу вас заверить! — доносится из одного балагана убедительный голос.
