— Ну, отдохни, отдохни… Мочушки нет? Так-то вот от чужих мужей сласти-то схватывать! Иная на всю жизнь согнется… Ты водочки выпей. Выпей, ничего, — она подвеселит…
И старуха насильно влила ей в рот из бутылки. Варвара поперхнулась, закашлялась. Водка была теплая, — противная на вкус, — по всему телу прошла дрожь отвращения.
Встала опять. Надо было идти домой, — рассветало уже, но опять не могла устоять на ногах и села. Потом подкатила к сердцу внезапная острая боль, прошла по животу и начала ломать судорогой. Пригнулась Варвара к коленям, стиснула зубы, застонала…
— А ведь ты у меня опростаешься, будь ты неладна! — всплеснула руками Ильинишна, — Ка-ка-я беда-то!.. И чего я буду делать… Господи Владыка! Микола милостивый…
— Сходи за мамой… умираю… — опускаясь на пол, простонала Варвара.
И показалось ей: покатилась она в темный погреб, в котором было сыро, беззвучно и пусто. И все пропало…
Когда очнулась, увидела над собой мать в слезах, испуганную, угнетенную, горестно глядевшую на нее. И стало легко и радостно, — не было ни стыда, ни сожаления, одна радость, что знает наконец мать и теперь не страшно… не одиноко…
— Мама… прости Христа ради…
— Дочушка моя бессчастная, Бог с тобой… Бог с тобой, чего наделала… Абы жива была… дите мое болезное…
— Мама, я, может, не умру… Ты молись Богу, — я Его прогневила… Я не хочу помирать… Мама…
— Ну, ничего, ничего, — деловым тоном говорила Ильинишна — опросталась, слава Богу… Теперь водки ей задавайте… И слободы дайте ей… Веди, пожалуйста, а то еще отвечать за нее…
Мать, не глядя на нее, сказала:
— На том свете отвечают за это… Ильинишна вдруг рассердилась и закричала:
— Я-то чем виновата? Не малолетняя, — сама понимает…
— Будут на том свете пахать на тебе черти день и ночь…
— Ну, веди, веди… Не серчай. Платок она тут в заклад принесла, — нате, Бог с ним, с платком! Я сожалеючи… Пришла, погоревала: помоги… Нате… Да дайте ей слободы, пожалуйста… Кровь будет идтить, парьте хорошенько…
Но идти Варвара совсем не могла, — голова кружилась. Мать сходила домой, запрягла лошадь и на телеге перевезла дочь к себе. Потом до сватов дошла, до Юлюхиных, сказать: слегла баба, рогатиной, видно, заболела. Свекровь заохала, заметалась, Мотька заплакал басом. Макар горестно крякнул:
— Эк, дело какое… Самый покос заходит, а она выбрала время с хворостью своей…
У Марьи был хитрый вид, говоривший: «Знаем мы эту рогатину…»
К вечеру Варваре стало совсем плохо, — может быть, оттого, что поили ее водкой, по совету Ильинишны. Позвали Ильинишну, но и она оробела перед страшными припадками рвоты и головокружения, которые появились у больной. Ларион Афанасьевич, отец Варвары, человек просвещенный, читавший книжки и газеты, взял под сомнение Ильинишну с ее приемами лечения и предложил позвать фельдшера. Бабы замахали на него руками; фельдшер потребует обнаготить больную, выстукивать и ощупывать начнет, а наготу женскую не то чужому человеку, — Божьему свету грех показывать. Ларион отступил, решил не вмешиваться в бабье дело. Но сват Макар, которому он пожаловался на закоснелое невежество баб, оказался энергичнее: не спрашиваясь у баб, сходил за фельдшером и привел его к больной.
