I.
Пронесшійся шквалъ унесъ съ собою въ страшномъ безпорядкѣ и трагическія, а также и свѣтлыя, праздничныя воспоминанія. Кое-какіе запоздалые стишки еще носились надъ событіемъ, которое наканунѣ еще всѣхъ увлекало. Кардинала, сосланнаго въ Chaise-Dieu, пѣвецъ превратилъ въ "отца пустыни", m-me де-ла-Моттъ — въ дочь Франціи изъ-за лиліи, которою ее отмѣтили [11]. Этимъ все и ограничилось.
Двери салона m-me де-Роганъ, закрытыя со смерти де-Валь, можетъ быть, помимо ея желанія, раскрылись вновь. Оправданіе кардинала служило поводомъ для посѣщеній стараго отеля въ силу духа моды. Принцы и принцессы изъ дома Конде [12], изъ дома Субизъ, Гемене, прибывали въ улицу Вареннъ, а съ ними все, что было связано съ ними узами дружбы или крови.
Если они вчера и стояли въ длинныхъ траурныхъ одѣяніяхъ въ рядахъ просителей передъ членами парламента, сегодня они мстили за это, празднуя оправдательный вердиктъ въ безумномъ весельѣ, къ которому пріемная мать Анри готова была присоединиться.
Уже давно герцогиня де-Роганъ отказалась оверсалиться, по выраженію маркиза де-Мирабо; теперь она обвиняла королеву въ паденіи монархіи. Королева вводила такіе странные порядки въ Версали! Такого же мнѣнія были и пmesdames", которыя, несмотря на свое вліяніе и милости, какими онѣ пользовались, во всемъ винили Марію-Антуанетту съ самаго восшествія ея на престомъ. Тѣ самые люди, которые такъ долго нападали на фаворитовъ, накинулись съ чувствомъ такого же оскорбленнаго цѣломудрія на легкомысленные поступки королевы.
Увы! То было время, когда скандальность облачалась въ добродетелъ. Все было нравственно въ этихъ салонахъ, гдѣ смѣялись смѣхомъ Вольтера, гдѣ проповѣдывалась мораль Руссо. Подобно наядамъ, которыхъ миѳологія селила въ нѣдра глубокихъ водъ, подобно нимфамъ лѣсовъ и полей, добродѣтель, въ концѣ того столѣтія, была душою изысканнаго слога, проклятій, утопій, увлекала людей, которые, казалось, были бы менѣе всего склонны увлекаться этою новою религіею.
Какъ предшественница ея, миѳологія, она увлекала тѣмъ, что олицетворяла всѣ человѣческія страсти въ образѣ божества. Каждый могъ такимъ образомъ поклоняться своимъ излюбленнымъ чувствамъ. Совершенно также для Анри, его мечты все болѣе и болѣе воплощались въ эти великія слова человѣчества и филантропіи, обоготворенныя обществомъ атеистовъ.
Эти великія слова заслоняли собою тѣ ужасные призраки Вильгельмсбада, — не то, чтобы масоны казались ему теперь менѣе преступными въ своихъ замыслахъ, но они представлялисъ ему менѣе опасными съ тѣхъ поръ, какъ къ нимъ присоединилосъ столько честныхъ людей.
