Усман Юсупов | страница 25



— Мне прямо жить захотелось, когда понял: Ярош, австриец, — мой брат. Пашка, который читать учил, — тоже брат; все, у кого только руки есть, а в кармане пусто, — братья. Значит, сила у нас какая во всем мире, подумал тогда. Горы свернем! — Это из неожиданного разговора по пути из Москвы с Пленума ЦК с ближайшим сподвижником и помощником своим Владимиром Ивановичем Поповым.

От Павла и от того же Яроша узнал он впервые и о партия, и о вожде ее.

— Темный был я, темнее, чем ночь, а сообразил, честное слово, сообразил, что Ленин, партия как на командном пункте, а революцию делают простые люди повсюду: у нас, в Каунчи, тоже. Каждый должен воевать как солдат на фронте. Увидел перед собой врага — бей!

Мавлян Гафарович Вахабов, нынешний директор Ташкентской высшей партийной школы, много лет работавший в отделе пропаганды ЦК КП Узбекистана, ученый, отлично знающий теорию, не единожды удивлялся не всегда точным, но удивительно цепко хранившимся в памяти Юсупова мыслям и высказываниям классиков. Нередко просил он, к примеру:

— Найди, где именно у Маркса говорится об ирригации в широком смысле.

Мавлян Гафарович находил:

— «Судьба Востока зависит от искусства орошения».

— Есть еще и конкретное. О плотине что-то.

И в статье Маркса об Индии Вахабов впрямь отыскивал место, где говорилось, что достоинство плотины в том, что ее можно использовать двояко, как мост — тоже.

Юсупову не довелось участвовать в военных сражениях с контрреволюцией. Для него буквально школой коммунизма стали профсоюзы. В то время это был передний край революционного фронта: непосредственное столкновение рабочих с хозяевами, эксплуатируемых — с эксплуататорами.

Чтобы понять это, надо принять во внимание, что в Туркестане 1917–1924 годов обстановка существенно отличалась от петроградской, где утром 26 октября трамваи, как справедливо заметил поэт, «катили уже при социализме». И действительно: там бывшие хозяева едва ли не мгновенно утратили власть и силу, которую давали им деньги и частная собственность, отмененная революцией. Вся власть перешла к Советам. В Туркестане же по понятным причинам — сюда следует отнести и географическую оторванность от центра, а главное — засилье феодально-религиозного влияния — процесс этот совершался гораздо медленной. Не случайно все изложения, касающиеся истории революции в Узбекистане, — и строго научные, и популярные, и художественные, — полны замечании такого рода: «28 ноября взял власть в свои руки Кокандский новогородский Совет, однако на территории старой части города буржуазно-националистические элементы создали так называемую Кокандскую автономию».