— Ладно, ничего страшного, — ответил он.
— Вообще-то и я так думаю. Если нам и дальше предстоит жить в столь тесном соседстве, подобные небольшие вторжения в частную жизнь будут попросту неизбежны. Но я вовсе не хотела, чтобы ты узнал, что я… ну да ладно. Ты понимаешь, — Но уже через секунду она метнула в его сторону лукавый, озорной взгляд. — Вот уж не ожидала, что у тебя такой характер. Такой твердый. Такой резкий и властный. Что касается голоса девушки, то я практически не обратила на него внимания. Но он звучал немного вульгарно.
— Да уж. Это долгая история. — И, опустив глаза, он принялся разглядывать чашку, уверенный, что краснеет, и продолжал делать это, пока не почувствовал, что теперь уже вполне можно поднять взгляд и переменить тему разговора. — Джудит, я, наверное, скоро уеду домой. Кэрол нашла в Нью-Йорке квартиру, так что, как только я…
— Ах, как чудно, что вы с этим справились, — отозвалась Джудит. — Ах, как это чудесно.
— Справились с чем?
— С тем, что делало вас такими несчастными, хоть и не знаю, с чем именно. Ох, как я рада. Надеюсь, вы не рассчитывали всерьез, что я поверю в эту чепуху о заболевшем родственнике, а? Я даже немножко рассердилась на Кэрол: как она могла подумать, что я куплюсь на такое? Меня так и подмывало спросить: «Ох, ну скажи мне, дорогая. Скажи». Потому что, видишь ли, в старости… — Тут ее глаза увлажнились, и она тщетно попыталась вытереть их. — В старости, Уоррен, так хочется, чтобы те, кого любишь, были счастливы.
В ночь перед тем, как сесть на корабль, отплывающий в Америку, когда чемоданы были уже упакованы и квартирка на первом этаже блестела настолько, насколько могла после целого дня тщательнейшей уборки, Уоррен взялся за последнее дело, которое требовалось сделать, и принялся наводить порядок на письменном столе. Большинство книг предстояло выбросить, а все нужные бумаги сложить и упаковать в последний из чемоданов, где еще оставалось свободное место. Когда работа подошла к концу, до него стало наконец доходить, что он уезжает отсюда! Он возвращается домой! Взявшись за последний листок, он обнаружил под ним картонную музыкальную шкатулочку.
Какое-то время он медленно вращал ее ручку в обратном направлении, словно для того, чтобы навсегда запомнить ее сумбурную, печальную мелодию. Он позволил, чтобы она воскресила у него в памяти образ Кристины, шепчущей в его объятиях: «О, я люблю тебя…» — потому что ему хотелось запомнить и это, а потом выпустил шкатулку из рук, и та упала в кучу прочего мусора.
