Трижды пытались дети добиться, чтобы прислуга впустила их в дом и выслушала их рассказ, но все напрасно. Тогда Роберт пошел один, рассчитывая залезть в одно из задних окон, отпереть дверь и впустить остальных. Но все окна были слишком высоко, и в конце концов Марта вылила на него кувшин холодной воды. «Убирайся прочь, итальянская обезьяна!» — крикнула она при этом.
После всех напрасных хлопот дети уселись рядом под изгородью, спустив ноги в сухую канаву. Они ожидали захода солнца и размышляли, что же с ними будет, когда оно закатится: обратятся ли они в камень, или только вернутся в свой прежний вид. И все чувствовали себя страшно одинокими среди чужих, незнакомых лиц, и каждый старался не смотреть на других, потому что, хотя голоса остались у всех прежние, но лица были так поразительно красивы, что даже и глядеть на них было неприятно.
— Нет, я не верю, что мы окаменеем, — сказал Роберт, нарушая долгое и тягостное молчание. — Ведь Чудище обещало завтра исполнить другое наше желание, а как бы оно могло это сделать, если мы будем каменные?
Другие поддержали: «Конечно, не могло бы!» Но все-таки это соображение не совсем их успокоило.
Опять воцарилось молчание, еще более продолжительное и тяжкое. Его нарушил Сирил. — Я не хочу пугать вас, девочки, — сказал он вдруг. — Но только я чувствую, что со мной уже что-то происходит: моя левая нога совсем омертвела. Наверно, я начинаю каменеть. Через несколько минут и с вами то же будет.
— Ничего! — сказал Роберт ласково. — Быть может, ты только один окаменеешь, тогда мы станем беречь твою статую, ухаживать за ней и украшать ее венками.
Но когда оказалось, что Сирил только отсидел себе ногу, а затем ее начали колоть тысячи иголок и она вновь вернулась к жизни, то все остальные очень рассердились.
— Как тебе не стыдно! Перепугал нас из-за пустяков, — ворчала Антея.
Снова наступило молчание. Его прервала Джейн:
— Если все кончится хорошо, то мы попросим Чудище, чтобы на следующий раз прислуга ничего не замечала.
Остальные только что-то промычали в ответ. Они чувствовали себя такими несчастными, что им и думать ни о чем не хотелось. В конце концов совокупность таких неприятных чувств, как голод, страх, скука и усталость сказалась в одной очень утешительной вещи, а именно — сне. Дети заснули все рядышком, закрыв свои дивные глазки и открыв свои красивые ротики.
Антея проснулась первая. Солнце уже закатилось, и наступили сумерки. Она сильно ущипнула себя за ногу. Убедившись, что тело ее не каменное, она принялась щипать и других.
