— Ты, Алекс, позоришь меня перед всем светом. Побойся Бога! У нас что, казна опустела настолько?!
— Успокойся, Ники. Бережливость никогда не помешает.
— Как знаешь. Но я недоволен.
— Сожалею. Но ничего дурного в том не вижу. А вот ты защитил бы меня и наших дочерей от грязных сплетен. И все матушка твоя старается!.. И чего ей неймется?
— Ах, Алекс, ты не права! Ну зачем это матушке?
— Не знаю. У нее спроси.
— Не обращай внимания.
— Стараюсь, но изощряются ведь.
— Доизощряются, пока языки поотсыхают.
— Пока у них языки поотсыхают, меня паралич разобьет.
— Ну, Алекс! Милая! Что я должен сделать? Скажи.
— Не знаю, — Александра Федоровна в бессилии опустилась в кресло. — Господи, огради нас от злых людей, а Алешеньку от болезни…
Дворцовые интриги и сплетни в отношении императрицы приобретали характер снежного кома — одна сплетня наслаивалась на другую, превращаясь в громоздкий смердящий клубок.
Царь никак не мог понять, из‑под какой подворотни сочится яд сплетен. Разные брехни сочинялись гак ловко, с такой наглостью, распространялись с такой невероятной быстротой, что оставалось только поражаться неистощимости и умению тех, кто это делал. И чем невероятнее, чем грязнее был слух, чем бесстыднее намеки и клевета, тем охотнее они муссировались при дворе. То ли общество было таким охочим на подобные «сенсации», то ли работали какие‑то люди, специально создающие и разжигающие сплетни с тем, чтобы вконец уронить авторитет царя. Кому-то очень надо было дискредитировать царскую власть и вывести таким образом народ из почитания и повиновения. Тот, кто сочинял и распускал клевету, не имел, видно, ни стыда, ни совести, ни чести. Видя нестрогость царя, его бессилие перед потоком сплетен и слухов, мастера закулисной травли еще больше наглели, пользуясь моментом и покладистостью его характера. Его неумением быть жес токим в соблюдении августейшего авторитета.
«Он был прост и доступен, — пишет о нем Арон Симанович, один из тех, кто самым бессовестным образом пользовался слабостью характера царя, — ив его присутствии совершенно забывался царь. В своей личной жизни он был чрезвычайно малотребователен».
И далее следует совершенно великолепный по откровенности пассаж причин и следствия опрощения царской особы.
«Царь проявлял особый интерес к спиритизму и ко всему сверхъестественному. В этом лежала большая опасность. Когда он слышал о каком‑нибудь предсказателе, спирите или гипнотизере, то в нем сейчас же возникало желание с ним познакомиться.
