(Здесь и везде в этой главе полностью сохранена грамматика «Дневника» Елены Джанумовой).
«В застегнутом армяке, который я видела столько раз, с его великолепной парчевой подкладкой. Со сложенными руками, суровый и сосредоточенный. Таким я видела его в последний раз.
Снова вонзаются в меня его светящиеся глаза. Да, все это было! Где теперь все его почитательницы? Куда развеяла их налетевшая буря? Как много пришлось после последней встречи с ним пережить. В декабре я узнала о его смерти. Как поразило это известие, хотя этого всегда можно было ожидать — так велика была ненависть, возбуждаемая им».
К этим записям Елены Джанумовой нечего добавить. Они, по — моему, красноречивее и честнее всех писаний о Распутине. Лишь два нюанса.
Переписывая строки из «Дневника» Джанумовой, я неоднократно испытывал странные чувства. Даже не чувства, скорее тончайшее состояние души, похожее на едва уловимое мерцание эйфории где‑то в подсознании; на светлую причастность к прошлому, как бы витающему сейчас надо мной. Что это?..
Я еще и еще раз перечитываю написанное, чтобы еще и еще раз войти в это волшебное состояние, осознать его и дать ему какое‑то толкование. И ничего не могу сказать, могу только повторить слова Джанумовой: «Дикая непосредственность. Наверно, через таких Бог общается с Человечеством». Воля и дух сильных мира сего, наверно, и впрямь не исчезают с их смертью, а продолжают жить среди нас и влиять на нас. Века и тысячелетия…
Обращает на себя внимание, что Джанумова ни словом не обмолвилась о Симановиче. Даже предположить трудно, что она ни разу с ним не столкнулась у Распутина. Ни слова о нем. В чем дело? Да потому что ни она, ни кто другой не знали о нем и не должны были знать. Так задумано было еврейской общиной изначально. Они не хотели бы быть причастными перед лицом общественности к Распутину и распутинщине. Но ничего в природе не бывает тайным, чтобы не стать в конце концов явным.
ГЛАВНЫЙ ПОСТУЛАТ В ДЕЙСТВИИ
«Что можно нам по отношению к другим, того нельзя другим по отношению к нам», — главный постулат иудейской морали.
При бегстве из Киева, во время еврейских погромов, Симанович видел из окна автомобиля десятки трупов «убитых во время богослужения евреев». Это факт. И факт страшный. И его, Симановича, можно понять, когда он оправдывает этим фактом все свои мерзкие действия, чтоб отомстить. Но при этом он, да и все евреи почему‑то забывают, что еврейские погромы — это всего лишь эхо их собственного изобретения — кровавого праздника Пурим, дошедшего в наши времена из глубины веков.
