и только благодаря посланию Римского епископа прояснились и исправились «его темные и полуистинные воззрения» по вопросу об отношении Второго Лица Пресвятой Троицы к Богу Отцу.
[236]Ниже мы увидим, насколько неосновательны отмеченные нами суждения автора, рисующие св. Дионисия в таком неблагоприятном свете.
7) Foerster. Dionysius der Grosse von Alexandrien. Ein Beitrag zu seiner Biographie.[237] Эта коротенькая биография св. Дионисия написана автором как бы в дополнение к отмеченной выше брошюре De doctrina et sententiis Dionysii Magni, episcopi Alexandrini. Здесь высказывается более благоприятный взгляд на св. Дионисия, чем в монографии Дитриха. По мнению Фёрстера, то, что католические ученые называют колебанием и неясностью, скорее следовало бы приписать «широте и свободе духа», «более свободному и либеральному отношению Александрийского епископа к обычной практике» Церкви. Вследствие этой широты взгляда, св. Дионисий Великий, по воззрению Foerster'a, «соблюдая известное правило, умел допускать исключения в тех случаях, когда еретическая партия была не так враждебна и далека от вселенского исповедания».[238] Нам кажется, что снисходительность св. Дионисия в отношении к заблуждающимся не простиралась до принятия самих заблуждений, на что, по-видимому, и намекает Foerster, говоря о широте и свободе духа св. Дионисия; как мы увидим, св. Дионисий, если и допускал уклонения от обычной практики, признавая, например, действительным крещение монтанистов и отказав в новом крещении старцу, получившему крещение от еретиков, то делал это не потому, что равнодушно относился к правильности или неправильности известной практики, а в силу твердого убеждения в том, что известный образ действий в том или другом случае является наиболее согласным с обстоятельствами и учением Вселенской церкви.
8) Morize. Denys d'Alexandrie, etude d'histoire religieuse. Paris, 1881. Здесь мы встречаем еще более странные и произвольные суждения о св. Дионисии, чем в сочинениях Дитриха и Фёрстера. Мориц всюду старается навязать св. Дионисию свои рационалистические воззрения и в них видит величие и значение знаменитого Александрийского епископа. По мнению Морица, «даже в наше время, когда материалистическое понятие о каком-то провиденциальном каноне все еще тяготеет над теологией, когда критика лишь робкой рукой осмеливается коснуться священного кивота апостольских писаний, назидательно видеть, с какой независимостью христианский епископ рассуждал о подлинности и религиозном значении книги (Апокалипсиса), до того времени пользовавшейся высоким уважением в Церкви».
