Вот только в реальности происходит не столько возвращение к религиозности, поскольку “вера даётся - ей нельзя научиться”. (11), сколько государственное внедрение религиозности. Как верно подметил Александр Марков, профессор кафедры рекламы и связей с общественностью СПбГУП: “Мы же переживаем эпоху очередного крещения. Все 90-е годы у нас происходит этап крещения, по темпам, агрессии и вложенным средствам сопоставимый с первым Крещением Руси” (12).
Интересно, что необходимость такого агрессивного введения православия его сторонники пытаются доказать как с помощью идейных, так и чисто прагматических аргументов.
Появление идейных сторонников внедрения православия в жизнь общества, в принципе, легко объясняется традиционными особенностями российской интеллигенции, для которой, по мнению Н.А. Бердяева, характерно, что “лучшие, наиболее культурные и мыслящие русские люди XIX века не жили в настоящем, которое было для них отвратительно, они жили в будущем или прошлом” (13). Попытка жить в будущем, вернее для будущего за время советской власти их полностью разочаровала, как и современные грязь и грубость, столь типичные для ранней стадии капитализма, и им ничего не осталось, кроме успокоения собственной совести за отступничество прежним идеалам тем, что “нельзя верить в прописи 15-летней давности,.. бегать по кругу - удел собак с перебитым нюхом. Человек имеет право на эволюцию своих взглядов”. Правда под эволюцией в данном случае понимается скорее контрреволюция - возвращение к идеям далекого религиозно-патриотического прошлого, поэтому для объяснения своего предательства либерально-демократических ценностей приходится использовать сентенции типа: “мне “мои патриоты” дороги” тем, что “торят дорогу всем нам - и государственникам, и либералам”. Ведь у нас “цель одна - воспитание духа”, что у клерикалов, что у атеистов, поэтому “двигаться к ней вполне допустимо разными путями” (14).
Однако, если действительно возвращаться к идеям православной империи, то путей в наличии только два - Третий Рим и славянофильство. Именно эти две идеи сливаются у потерявшей себя интеллигенции в одну мессианскую идею. Благо у этих путей есть одна и, причём, основная общность - православие.
Действительно, как это подметил ещё Н.А. Бердяев (13), с одной стороны “Доктрина о Москве, как Третьем Риме, стала идеологическим базисом образования московского царства… Принадлежность к русскому царству определилась исповеданием истинной, православной веры”, а с другой стороны “Славянофилы верили в народ, в народную правду и народ был для них, прежде всего мужики, сохранившие православную веру и национальный уклад жизни. Славянофилы были горячими защитниками общины, которую считали органическим и оригинально русским укладом… Они были решительными противниками понятий римского права о собственности”.
