В принципе отрицание биологического в человеческой природе и признание только социального начала присуще разным направлениям в философии. И колеблется от излишней идеализации человека у Монтегю: “Зло не присуще человеческой природе, человек злу учится… Его учат агрессивности, как и всем другим формам насилия, которые проявляет человеческое существо” (19), до классического марксистского убеждения в чисто социальной сущности человека: “Та сумма производительных сил, капиталов, социальных форм общения, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная основа того, что философы представляли себе в виде “субстанций”, и виде “сущности человека”… (20.).
Правда, в более поздних работах классики марксизма отходят от столь примитивного похода к сущности человека. Так, “поздний” Маркс уже утверждает, что “если мы хотим … оценивать всякие человеческие действия, движения, отношения и т.д., то мы должны знать, какова человеческая природа вообще…” (21). Ещё более чётко высказывается Энгельс в “Анти-Дюринге”: “Но ведь уже сам факт происхождения человека из животного царства обуславливает собой то, что человек никогда не освободиться полностью от свойств, присущих животному…” (22).
Интересно, что у их последователей советско-марксистских философов почему-то вновь явно превалирует идея гегемонии социального начала в человеке. Причём при доказательстве “снятия” биологического социальным даже такой неординарный философ как Леонтьев опускается до уровня учебника младших классов: “… для того, чтобы обнаружить “глубинную” общность потребности в пище у человека и животного, достаточно взять изголодавшегося человека. Но это не более, чем софизм.” (Пожалуй, это единственное слово, которое может оказаться не понятным младшекласникам). “Для изголодавшегося человека пища действительно перестаёт существовать в человеческой форме, и, соответственно, его потребность в пище расчеловечивается, но если это что-нибудь и доказывает, то только то, что человека можно довести голоданием до животного состояния, и ровно ничего не говорит о природе его человеческих потребностей”. (23). Как говорится: как и какой вопрос поставишь, так и такой ответ получишь. В данном случае Леонтьев убедительно доказывает только то, что марксистские философы привыкли питаться только не расчеловеченной пищей, а для того, чтобы сохранить в человеке человеческое достаточно своевременной поставки пищи.
