— Тове, никто не хочет…
Тове сбрасывает руку Софии. Кричит осипшим голосом:
— А ты не смей! Не смей тут стоять и…
София отступает назад. Только теперь я замечаю, что под вязаной кофтой на Тове белая больничная одежда.
София отодвигает стул, садится в метре от Тове, склоняется вперед.
— Тове, ну ты же нездорова…
Тове принимается копаться в карманах кофты, достает смятую пачку «Сесиль». Засовывает в рот согнутую сигарету, но не может зажечь спичку, руки слишком сильно дрожат. Я подношу к ее лицу зажигалку, и она посасывает сигарету, пока та не загорается. Благодарно на меня смотрит.
София встает:
— Давай мы заварим тебе кофе, Тове?
Та кивает, глубоко затягивается сигаретой.
— Они хотят, чтобы ты там лежал и умирал, а потом они тебя с чистой совестью вычеркнут. — Она произносит эти слова тихо, в основном обращаясь к себе самой.
София налила в кофеварку воды и теперь ищет кофе в шкафчике.
— Наверху.
Тове показывает рукой, рука скачет вверх-вниз, стряхивая пепел с сигареты.
Тове держит чашку двумя руками, пьет большими глотками, третья сигарета дымится в пепельнице. Глаза пустые.
— Они хотят, чтобы ты там лежал. Просто лежал…
Мы даем ей возможность попить кофе в молчании.
София снова наполняет чашку и говорит:
— Тове, я думаю, нам лучше позвонить в больницу…
Тове приходит в себя, снова говорит так громко, что можно подумать, будто она обращается к полному залу:
— А вы можете катиться, идите вы оба, вон отсюда, убирайтесь…
— Тове, мы просто хотим… — София замолкает, умоляюще на меня смотрит.
Я говорю:
— Думаю, лучше, если ты вернешься, Тове. Там тебе смогут помочь, Тове.
Когда они пытаются усыпить твою бдительность, то всегда обращаются по имени. Повторяют его. Чтобы контролировать ситуацию. Так только что делала София, и теперь так делаю я. Мы оба испытали это на себе. И не раз.
Тове не отвечает. Снова пьет кофе. Глоток за глотком.
София головой указывает на телефон на стене. Я звоню в справочную, узнаю номер больницы в районе Биспебьерг. Сообщаю им имя Тове. Они знают, в чем дело.
После того как за Тове приехала машина; после того как они истратили все доводы, вежливо попросили, а под конец под белы руки увели, а она кричала, визжала, только после этого мы с Софией ушли в комнату. Мы лежим на ее кровати, ее рука у меня в штанах. По большому счету рефлекс, такое вот приветствие.
Я слишком устал, чтобы реагировать.
Сначала я решил, что она обиделась, но тут она улыбнулась. Я закрыл глаза, чувствую, как ее рука гладит мои ершистые волосы. Думаю: если бы у меня была бабушка, наверняка она так бы и делала, укладывая меня спать. В доме пахло бы пирожками, на бабушке — фартук с цветочками. Мне это не нравится, но я уже отключаюсь. Прежде чем уснуть, я успеваю пожелать, чтобы присутствие Софии прогнало мои грезы.
