Облупленное здание вокзала я пробегаю насквозь. У первой платформы темнеет поезд. В городках вроде этого они обычно не задерживаются, так что нужно торопиться.
Вагоны с лязгом вздрогнули. Я влетел в первый попавшийся тамбур, споткнувшись о недовольный взгляд проводницы.
- Все в порядке!- бормочу я, с облегчением чувствуя, как после мягкого толчка и гудка поезд быстро набирает ход.
Как минимум, ей придется терпеть мое общество до следующего перегона.
- Молодой человек! - проводница старательно хмурит брови. - Ваш билет!
- Я сейчас все объясню...
- Мне начальника поезда позвать?
- А в сказках красавицы обычно добрые...
Она улыбается - значит, все не так уж плохо.
- Я сейчас билеты соберу у пассажиров, а вы пока здесь, в углу постойте. Вы наказаны, - девушка поправляет прядку и отправляется по плацкартным купе, откуда уже шелестят пакетами, извлекая неизбежную курицу и пшикают пробками дорожного пива.
А я прижимаюсь лбом к холодному стеклу вагонного окна и смотрю на мелькающие редкие фонари. Под железный стук колес я опять вспоминаю время, когда Они пришли за мной в первый раз.
Глава 2. Крутые не танцуют
Тогда мне исполнилось шестнадцать. Я жил в маленькой хрущевке у бабушки – она забрала меня к себе на следующий день, после того как мать покончила с собой, наглотавшись снотворного. В руке самоубийцы нашли смятую в комок черно-белую фотографию веселого мужчины - моего биологического отца.
Мать никогда не рассказывала о нем. Зато кое-что удалось узнать после ее гибели от бабушки.
Отец был иностранцем. Неизвестно, каким ветром его принесло в нашу провинцию из США. Мать влюбилась без памяти. Последовал международный скандал районного масштаба. Узнав о ее романе, маму выгнали со швейной фабрики - наверно, чтобы не разболтала американцу секреты производства советских наволочек. Тот поспешил унести ноги, пообещав писать письма, но забыл спросить почтовый адрес.
Через девять месяцев появился я. Мама не слишком обращала внимания на это обстоятельство и заливала душевные раны алкоголем.
- Я хочу уехать отсюда! – кричала мать, покачиваясь посреди общажной комнатушки. – Здесь нет жизни!
- Вот твоя жизнь, - спокойно говорила бабушка, кладя руку на мое плечо.
В военных госпиталях она видела трагедии пошекспиристее. Она брала пьяную дочь под руку и уводила в ванную на водные процедуры. Но все повторялось до тех пор, пока мать не решила поставить на себе точку.
В мой шестнадцатый День рождения бабушка подарила немецкие белые кроссовки, они почему-то оказались в посылке с гуманитарной помощью из-за границы. В голодные девяностые на моей малой родине многие ветераны Великой Отечественной получали такие посылки от немцев. Непонятно, какую цель преследовали побежденные, отправляя «гуманитарку» своим победителям: помощь или издевательство. Иногда в посылках оказывались сюрпризы вроде упакованной в красивые коробочки блевотины. Но маневр с кроссовками у фрица не прошел - обувь прибыла аккурат к шестнадцатилетию внука победителя и оказалась точь-в-точь по его ноге.
