Рафаэль идет по малой нужде. Пассажиры в большинстве угомонились, лежат в неудобных усталых позах. Словно ползли на животе и на полпути замерли.
Дверная ручка туалетной кабинки напоминает доброго робота с повернутым носом. На полу свежая лужа из воды и человеческой жидкости. Педаль отверзает в унитазе бездонный зрачок, в быстрой и холодной его черноте время соединилось с пространством.
Рафаэль полощет руки, но мыла не трогает. Общий кусочек совсем размокший, и выглядит точно поджимающий срок. Рафаэль смотрит в зеркало, трогает смуглую, ржаного цвета щеку.
«Скинхед» уже прилег — как был в штанах, со спущенными подтяжками. Наружу в коридор торчат его большие в черных носках ступни, похожие на головешки. «Принадлежность» забрался на свою верхнюю полку, согнул, будто изготовившийся кузнечик, в коленях стеблистые ноги, а кажется, что не согнул, а сломал.
Толстуха и «отец» храпят — каждый на свой лад. «Горло» держит перед собой телефон — его внимательное лицо выбелено искусственным светом, из ушей торчат тонкие провода.
Рафаэлю хочется как можно дольше уберечь брюки. Посреди вагона свободны два боковых места. Он подсаживается туда — сидячее положение лучше для одежды. Чай уже выпит, но Рафаэль добывает из титана теплого, еле живого кипятку. У пакетика с «липтоном» желтый лютик размок и отвалился, остался лишь нитяной шнурок, опадающий в стакан. Повторная заварка отдает воде цвет бледного янтаря. Рафаэль погружается в чай взглядом и вязнет, как муха, до полуночной Тулы.
По коридору тащат поклажу поздние пассажиры. Сидячий уголок приходится уступить, но Рафаэль уже рад, что брюки будут мяться на час меньше. Он возвращается в свое купе, взбирается на полку. «Скинхед» приподнимает бдительный совиный глаз. Узнает Рафаэля и снова отгораживается веками.
Рафаэль, словно с крыши, рассматривает чужого человека. По привычке начинает его думать. Рафаэля удивляет необъяснимое ощущение родства, будто внизу тоже находится уроженец и плиточник, бездомный приезжий человек, чей труд — выкладывание узоров из керамических пикселей испанского или итальянского производства.
Неожиданно Рафаэль понимает: «скинхед» заснул и больше нечем думать. Чужое забытье проникает в голову Рафаэля медленной бесповоротной тупостью.
Рафаэль просыпается еще два раза — в Орле и в Курске. Смотрит на белую скользкую плоскость багажной полки — как если бы в зеркале отразилась пустая гладкая поверхность его нынешнего ума…
