Мы вышли покурить на 17 лет… | страница 52
Погубленный печеньем разум отказался от всякой логики: если я дозвонился Шольцу по домофону, то уж, наверное, он выйдет из этого же подъезда…
Я все открывал настежь дверь, потом мчался во двор — пару секунд высматривал Шольца и спешил на крыльцо…
Спустился Шольц, в шортах и тапочках. Он был чем-то похож на «рукколу»-Витю, только в лице его преобладали лукавые монголоидные черты.
Истерик и провокатор Симург почему-то застеснялся Шольца: — Ты это… Скажи ему, если упадешь в обморок, чтобы он скорую к вызвал, — вяло посоветовал Симург. И куда-то подевался…
— Отпустило, что ли? — понял Шольц.
Наваждение кончилось — все разом, будто близорукий надел очки и увидел. Или было темно, и включили свет. Щелчком прекратилось. Я лишь почувствовал, что покрылся липким, густым, словно солидол, потом.
— Отпустило…
— Ну, пошли тогда чаю попьем, — предложил Шольц.
Из высотного окна Шольца открывалась замечательная панорама. Город напоминал добросовестный музейный макет — со спичечными домами, с трамвайными путями и электропроводами. Глядя на башню Александерплатц, я понял, что она вовсе не чупа-чупс, а пронзенный спицей мяч для гольфа.
В теплое закатное небо точно подбросили марганцовки, оно истекало химическим багрянцем. Где-то на дне, чуть повыше картонных деревьев кувыркались крошечные летучие мыши, похожие на крупицы.
— Это не Симург, — сказал Шольц. — И не внутреннее «Я». Это гашиш с тобой говорил. Просто ты ему не понравился, и он тебя пугал…
Я соглашался. В конце концов, Шольц имел полное право изображать из себя дона Хуана.
— Кстати… Я не стал бы называть это «трипом». Собственно, «трипа» у тебя и не было…
— А что же?
— Так… — Он улыбнулся. — Обычная «шуга»…
Спустя час я засобирался домой. Велосипед, который я оставил непристегнутым у подъезда, оказался на месте — чудесным образом его не тронули вездесущие турецкие тати.
Монотонное вращение педалей оживило поэтическую железу. Помню, в дороге родилось четверостишие, перепев раннего Высоцкого:
Рафаэль
Выходец из Средней Азии, Рафаэль Назиров находится в плацкартном вагоне поезда № 19 Москва-Харьков. Сам Рафаэль применительно к себе не пользуется словом «выходец». Ему запомнилось красивое название «уроженец»: в нем ветер водит смычком по проводам и шумят медленные пески — только не вспомогательный стройматериал, а бесконечное вещество необозримых пустынных пространств.