— Парафин под кожу закатал. По дурости, когда служил. Теперь вот, — он вздохнул, — не руки, а копыта…
— А зачем?
— Ну так, — он поискал мишень, резко двинул кулаком по облупленной колонне — будто срикошетила болванка.
— Видишь, — он изучил кулак, — и хоть бы хуй…
— А почему Циглером зовут?
Он сплюнул и бешено улыбнулся: — Фамилия такая…
Я пожалел, что спросил. Циглер курил и хмурился. Я смотрел, как быстро темнеет под ветвями акаций однотонный серый асфальт, превращаясь в черную тень. За миг поголубело бесцветное небо. В листве словно заискрились укрытые маленькие зеркала — всходило солнце.
Приехал раф, рядом с водителем сидел довольный Мудянка: — Загружаемся, хлопцы, еще подскочим на Октябрьскую за консервой…
В салоне не было кресел, я устроился на рюкзаке, поискал бок помягче и сел. Щербатая дорога трясла машину, и обод тушенки беспокоил копчик.
Рассветная Феодосия выглядела как город детства, который однажды напрочь позабыл. Точно много лет назад кто-то выкрал мою прежнюю жизнь, обесточил память, а сейчас она пробуждается болезненными всполохами узнавания — вот здесь, во двориках, играл в казаки-разбойники, тут из колонки тянул пересохшим горлом воду, по этой улице спешил в школу, помахивая портфелем. Вспомнились иные отец и мать, стены детской комнаты в цветочных обоях, сиреневые шторы, письменный стол…
На улице Октябрьской мы погрузили рыбные консервы, краснодарскую томатную пасту в поллитровых банках, макароны, крупу, рис.
— Вот на хер тебе этот Коктебель, — отговаривал водитель. Он уже был в курсе моей печали, наверняка Мудянка проболтался. — Там же одна интеллигенция бородатая собирается. Москва и Ленинград. Физики и лирики. С тоски подохнешь! — Он обернулся, чтобы я увидел его игривое лицо.
— Мудянка! — говорил Мудянка. Кивал, соглашался в такт ухабам Циглер.
— А бабы ж какие страшные туда понаезжают! — пугал водитель. — Ненакрашенные, нечесаные. Все в этих бусах плетеных, фенечки-хуенички, как их там? Лучше в Судак. Там себе такую кралю найдешь, про жинку свою и думать позабудешь. И опять-таки, имеются места культурного отдыха. Рестораны, кафе. Вечером на набережной, — поднял важный палец, — живой звук.
— Да я наоборот, я не хочу, чтобы шумно было. Тишины хочу…
— Так рядом Меганом. Пойдешь туда там дикие пляжи, на километр — один отдыхающий…
— И тот с припездью, — добавил Циглер. — Как Карлос Кастанеда. Читал?..
Город выдуманного детства сменила желтая сухая степь. Она напоминала собачьи косматые бока, в которых, точно репейник, застряли скрюченные низкие деревца.
