— Дурак… — решил Тихменев, возвращая письмо. — Этакими болванами тын подпирать.
Катенька ответила только через день и поставила непременным условием, что перед свадьбой уедет на две недели к тетке. «Мне тоже нужно подумать и прийти в себя, — писала она своим ученическим почерком, — а при нашей обстановке это невозможно… Я тоже много пережила за эти дни и не думаю, чтобы Вам было тяжелее. Во всяком случае, я не желаю и не имею права связывать Вас данным словом: Вы ошиблись в том, чего искали. Не лучше ли будет, если мы расстанемся навсегда?» Уверенная в чувствах Кекина, Катенька писала эти строки с легким сердцем: нужно выдержать свою роль до конца. Только когда письмо совсем было готово, на Катеньку напало раздумье, она еще раз перечитала письмо Кекина и ее точно кольнул его простой, душевный тон. А она, что она делает? Но теперь уже поздно…
Вместо ответа Кекин явился сам, желтый, растерянный. Он соглашался со всем, только бы скорее все кончилось.
— Вы были больны? — спрашивала Катенька, проникаясь участием к нему. — У вас такой цвет лица нехороший.
— Это так… это пройдет… Пришел взглянуть на вас. Соскучился, не могу…
Ей сделалось вдруг жаль его, но это было мимолетное чувство, погасшее так же быстро, как вспыхнуло. Опять та же гостиная, та же лампа, тот же tête-à-tête и тот же шепот за дверями. Кекин больше не читал наставлений и не заводил поучительных разговоров, а только потирал очки и тер себе лоб.
— Я вам расскажу когда-нибудь о лучшем римском императоре… — говорил он ни к селу ни к городу. — Марк Аврелий… да. Замечательный человек… Кстати, вы позволите мне проводить вас, Екатерина Васильевна? Я непременно приду… Ведь две недели одиночества для меня — это ужасно долго.
— Нет, лучше не приходите: мне будет тяжело прощаться с вами.
Он согласился. Это было наконец возмутительно: в этом глупом человеке даже не было мужского самолюбия, именно — настоять на своем.
Катенька уехала по железной дороге. Тихменев уехал днем раньше и ждал ее на одной из промежуточных станций. Кекин прибежал к Вициным в тот же вечер, «повертелся» с четверть часа и ушел.
— Какой-то он чудной. Христос с ним, — решила Антонида Степановна, качая озабоченно головой.
— Не забыла ли она калош? — спрашивал Кекин. — И плед взяла? Ну, отлично…
Он еще завертывал раз пять и смотрел выжидательно на Антониду Степановну. Она понимала этот немой вопрос: бедняга ждал письма, но письма не было. Настоящий петух, у которого курица забежала в чужой двор!..
