— Так должна закончиться твоя жизнь, если боги перестанут посылать тебе удачу.
…Боги не дали дождя. И халач виник, приняв совет Верховного жреца, объявил Уман Ик’Чиля посланником к богам. Завтра на заре он шагнет в священный колодец — рот Чаака — который ведет в мир богов. Уйдет навсегда, ведь посланники не возвращаются… Уйдет, не исполнив задуманного…
Нет, Уман Ик’Чиль не сомневался в своем мужестве. Он сомневался в чистоте помыслов Верховного жреца, чьего старшего сына назначили новым правителем захваченного Кан’Кина. Хотя эта должность по праву должна была достаться Уман Ик’Чилю… Возможно ли такое, что немилость богов и беды, обрушившиеся на Чак’Балам, вызваны алчностью и коварством того, кто должен передавать волю Ицамны? Если так… Значит, рано ещё Уман Ик’Чилю отправляться к богам. Но отказаться он не может, а выбраться…
«Всё в мире устроено правильно.
Боги даруют победу сильным. Храброму пошлют удачу. Знанием наградят мудрого. Решительному укажут прямой путь. А щедрого — щедро одарят».
Уман Ик’Чиль закрыл хуун и тихо выглянул из комнаты. Его старший брат стоял возле входа, готовый — Уман Ик’Чиль это знал — выполнить любую его волю.
— Я хочу обратиться к Ицамне, — произнес Уман Ик’Чиль.
Текум Таш понял его, молча проводил в святилище и приготовил всё необходимое. Уман Ик’Чиль принесет свою кровь в обмен на змея видений. Он всегда следовал этому обычаю, когда нужно было принять важное решение. Если не пришел ещё его день отправляться к богам, Ицамна подскажет дальнейший путь…
В чашах курилась душистая хвойная смола и жабий яд. Уман Ик’Чиль обнажился и надрезал свою мужскую плоть. Глубоко и медленно, чтобы сильнее чувствовать беспощадно острую ласку обсидианового клинка… Кровь обильно закапала на приготовленную бумажную ленту — будто красные бусинки просыпались, легли затейливым узором. И в то же время дурман курений тяжелым дыханием начал проникать в Уман Ик’Чиля. В россыпи кровавых капель замерещился долгожданный дождь… Значит, пора.
Тогда Уман Ик’Чиль бросил бумажную ленту в огонь и смотрел, смотрел, как она змеится горящими кольцами, будто живая… Змей видений… Запах смолы и крови…
… Прошлое, настоящее — растворилось дымом. Кто таков Уман Ик’Чиль? Где он? Что его жизнь?.. Нет сейчас ни святилища, ни храма, ни плоти у него нет. Он — вода, быстрый поток, несущийся по камням. Ему стало тесно в объятьях матери-реки, и он вырвался на свободу, проложил свой путь. Звенящий, стремительный, беззаботный. Смеясь, он вольно бежал среди зеленых зарослей. Да вот беда — угодил в ловушку. Поймали, сковали со всех сторон каменными стенами, загнали под землю, в темноту, повели, будто связанного пленника. И окончился его бурливый путь в глубоком каменном мешке. Тоскливый сумрачный покой… Долго… долго… Лишь изредка — гулкий тяжелый всплеск, точно вздох. И снова — тишина… Темный покой… Холодные каменные оковы…
