Сэнгоку Дзидай. Эпоха воюющих провинций | страница 51



Телёчёдикай стартует с присяги, которую первым произносит генерал Хиро. Он опускается передо мной на колени, прижимает лоб к татами и клянется честью самурая и жизнью всей семьи служить верно мне и моему роду, громить врагов, выполнять мои приказания и умереть за меня, если удача отвернется от клана Сатоми. В зал входит секретарь Сабуро и вносит бумаги. Это написанный от руки текст присяги в трех экземплярах. Один для Хиро, другой для моего архива и третий...третий сжигают на жаровне и пепел высыпают в чашку с водой. Генерал размешивает его и залпом выпивает. Хорошо, что до совета Тотоми успела меня просветить относительно процедуры. У японцев было в обычае записывать текст присяги на бумаге, которую клявшийся сжигал, а золу съедал или выпивал. Самураи верили, что в случае клятвопреступления зола превращалась в яд. Суеверие, конечно, но почему бы не использовать эти мифы на пользу себе?

Вслед за генералом ритуал присяги проходят капитаны, Эмуро Ясино, мацукэ, сам Сабуро после чего все напряженно смотрят на регионалов. Первым выходит клясться старый Абе и его сын, за ним Хаяси. Сегодня он уже выглядит как настоящий самурай, а не утонченный аристократ - с мечами, косичкой. Сразу за Хаяси, аж столкнувшись, торопятся Арима и Хонда Хосима. Главам семей из Кодзусы ничего не остается как также присягнуть мне на верность. А то воины-псы, которые теперь в моей гвардии и охране тут же и покрошили бы их в винегрет.

Фу... мысленно вытираю пот со лба. Полдела сделано. Элита моя! У остальных самураев они примут присягу уже без меня.

Дальше начинается собственно сам военный совет. И растягивается он на целых два дня! Казалось бы, первое выступление Мураками, которому доверили изложить разведданные, должно было бы настроить военачальников на деловой лад. И действительно, как сообщали агенты мацукэ по всему Мусаси шла активная мобилизация. Дайме Нориката Огигаяцу точно также как и я собирал самураев дзикисидан и куни-сю возле своей столицы. Однако по сообщениям шпионов, которые постарались и пересчитали палатки в полевом лагере врагов - против нас собиралось никак не меньше десяти тысяч человек. Агент по кличке Ронин сообщал, что видел в городе отряды самураев Ходзе с огромными мечами но-дачи. Очевидно, что сюзерен Огигаяцу прислал своим вассалам подмогу и теперь нам противостоят два сильных клана.

Пять тысяч против десяти - думаете военный совет начал обсуждать, как вести военную кампанию против превосходящих сил?? Как бы не так. Началось натуральное местничество и борьба за влияние. Каждый из присутствующих начал перечислять свои заслуги в деле защиты клана Сатоми, вспоминать победы отцов и дедов, похваляться результатами личных схваток с самураями Огигаяцу. Как оказалось, Япония - еще меньше чем я думал и все друг друга знают. В том числе и врагов. Например, Хонда Хосима кровожадно похохатывал над неким семейством Миуки, главе которого наш "автомобилист" в прошлую битву лично отрубил ухо. После боя, ухо было подобрано, огранено в серебро и золото и выслано Миуки с насмешливым письмом, в котором Хонда советовал не терять важных частей тела, дескать, в следующий раз можно и более ценных органов лишиться. Завязалась переписка, цитировать которую начал Хосима. И подобная история обнаружилась у каждого (прописью - КАЖДОГО) из присутствующих на совете. Капитаны-касиры, главы семей знали в лицо своих врагов, их родословную, слабые и сильные стороны. Война в эту эпоху носила личный характер, где зачастую сам процесс был важнее результата.