— Не беспокойтесь, — сказал матрос, — я получил разрешение на целый день пойти к своему брату, который построил себе ферму здесь, в лесу, и могу, возвращаясь на судно, зайти вечерком к вам.
На мое счастье, некоторые затруднения по расквартированию арестантов заставили отложить их высадку до следующего дня, и я мог спокойно читать письма, которые мне написали мой отец, мать, несчастный Шарль, его адвокат и несколько друзей нашей семьи.
Это был один сплошной вопль о невиновности обоих несчастных; во всем Парижском суде не нашлось ни одного представителя обвинения, который согласился бы взяться за это дело. Познакомившись с документами, представлявшими собой один сплошной подлог, специально составленный с целью обвинения, главный прокурор, друг герцога де Жерси, вынужден был сам вести это дело. Вопрос шел о том, чтобы спасти Тренкара от злостного банкротства, а вместе с ним и президента Законодательного Корпуса, который был сильно скомпрометирован несчастьем своего друга. За последние пять-шесть лет они потерпели громадные убытки на бирже вследствие своей безумной игры, платя иногда или получая на одной разнице в курсе от восьми до десяти миллионов. Когда они заметили, что почва уже колеблется под их ногами, то, вместо того, чтобы остановиться, вздумали вернуть свои потери новыми, еще более безумными спекуляциями. Но неудачи продолжали их преследовать, и вскоре они должны были прибегнуть к показанию фиктивной наличности и снимать деньги уже со своих депозитов. Короче говоря, они дошли до того, что им оставалось либо симулировать хищение пяти-шести миллионов, продолжавшееся в течение восьми или десяти лет их служащими, либо допустить, чтобы Тренкар шел под суд, что было равносильно бесчестью для целой группы родственных и наиболее влиятельных фамилий, так же как и для представителя Законодательного Корпуса. Они остановились на первом решении, и, конечно, должности, которые занимали Шарль и несчастный Дютэйль, немедленно определили для негодяев лиц, которые должны были подвергнуться обвинению.
Они велели тайком переделать свои книги, и друзья, преданные душой и телом герцогу, так подвели баланс, что в кассе по документам стало числиться четырнадцать миллионов семьсот девяносто две тысячи шестьсот семьдесят пять франков тридцать пять сантимов, между тем как в действительности там было лишь около четырех миллионов.
Десять миллионов недостачи — факт невозможный, хотя бы и для десятилетнего промежутка времени, для таких примерных служащих, какими были мой брат и Дютэйль. За ними не водилось никаких пороков, они жили в доброй семейной обстановке и в довольстве, добытом исключительно своим трудом. Их обвинили в игре на бирже и, так как Шарль в качестве уполномоченного фирмы «Тренкар и К°» вел там дела своего торгового дома, а Дютэйль тоже вел там дела от имени герцога, то этого было достаточно, чтобы предъявить им обвинение в том, что они не проводили по исправленным книгам в продолжение десяти лет ни одной из крупных операций, сделанных Шарлем для торгового дома, а Дютэйлем — от имени герцога как одного из клиентов банка, — и игра была выиграна! Отсутствие всяких следов в книгах об операциях указывало, что последние были сделаны обоими молодыми людьми на их личный счет… и они погибли.
