Вопрос Люсу был поставлен так ловко, что его поддержал и де Вержен, и помощник почувствовал, что тут кроется западня, так как невозможно не дать префекту требуемых пояснений. Но он решил использовать их с наибольшей выгодой для себя. Бросив на своего противника взгляд, означающий: «Я ровно ничего не скажу, и вы ничего не узнаете», — он с полнейшим хладнокровием ответил:
— Ах, господин советник, вы придали чересчур важное значение моим словам, которого они не заслуживают на самом деле. Я сделал только некоторые более или менее гипотетические выводы, как это мы, представители полиции, имеем привычку всегда делать, когда сталкиваемся с преступлением, первое расследование которого не привело ни к чему. К тому же, зачем вам знать простые предположения, которые, может быть, никогда и не оправдаются?!
— Вы говорили не о предположениях, Люс, — отвечал судья тоном человека, готовящегося уничтожить своего противника, — а о доказательстве, по вашему собственному выражению, которое еще в памяти у всех, чрезвычайно важном. Я должен вам заметить в таком случае, что таинственные обстоятельства, при которых было совершено убийство Фроле, место, где оно произошло, ловкое бегство преступника, так как продолжаю думать, что ему удалось бежать, — одним словом, все обязывает вас сказать, что вы открыли, ибо вы, по вашим собственным словам, открыли что-то важное. Подумайте хорошенько, что ваше молчание в этом случае дает право делать всевозможные предположения, вплоть даже до вашего соучастия!
Де Марсэ был большой мастер спорить. Поставив Люса в такое положение, что тот должен был либо объяснить свои слова, либо признаться, что они были сказаны просто на ветер, де Марсэ наносил ему ловкий удар, который неминуемо должен был уронить его авторитет в глазах де Вержена и закрыть дорогу на пост начальника полиции безопасности, которого он так долго добивался. Будучи помощником, Люс не был бы так опасен.
Все было бы хорошо, и Люс отлично чувствовал уже значение тактики, принятой его врагом, но тот, увлекаясь своими доводами, испортил себе все дело сорвавшимся с его языка злополучным обвинением в соучастии.
«Попался!!!» — подумал Люс и, не дав советнику времени исправить неблагоприятное впечатление, произведенное его выражением, встал, бледный и дрожащий, великолепно разыгрывая роль оскорбленного, и, обращаясь к де Вержену, уже жестом высказавшему протест своему тестю, сказал глубоко взволнованным, дрожащим голосом:
